Он. Она. Другая (СИ)

Кхм-кхм, — рычу я, еле сдерживая себя. — Апа, я не ожидал такого от вас. Но если вас так это волнует, то Сабина — еще и мой бухгалтер и женщина, которую я люблю. И дочь ее — моя.

— Что значит твоя? Неет! — мама роняет голову в трясущиеся руки. — Она что тебя приворожила? Знаю я таких: с одним не получилось, так другого решила извести. Еще и ребенка чужого на тебя повесить хочет!

— Апа! — делаю то, чего в нашей семье делать категорически нельзя — повышаю голос. За такое поведение меня бы не мешало высечь, но молчать и соглашаться я не могу. — Вы ее в глаза не видели! Лучше остановитесь, потому что я могу сейчас встать уйти.

— Ой, как я буду людям в глаза смотреть! Разведенная, да еще и ребенком.

— Чон-апа ее знает. Можете спросить у нее. Сабина — прекрасная женщина. Лучшее, что было со мной когда-нибудь.

— Как знает? Зухра знает эту…женщину? — переспрашивает мама.

— Да. Сабина жила напротив их дома, когда была замужем. Чон апа, Лейла и Ислам очень хорошо знают эту семью.

— Вот значит как? — маму же несет. — И что же она такая прекрасная развелась, а? А ты знаешь, что от хорошей жены мужья не уходят!

— А ну хватит! — отец стучит кулаком по столу. — Не пойму тебя, женщина! То ты днями напролет ворчишь, что он не женат, то не хочешь принимать его выбор, — рявкает дада. — Ты не видишь, как у него глаза горят, когда он про нее говорит. Да я его не видел таким никогда! Все только работа, работа, работа.

— Абдулла, ты на его стороне? — возмущается мама. — Аллах-Аллах! Это все твое воспитание! Вот он и вырос так, что меня не слушает! Я же добра ему желаю. Как он будет чужого ребенка воспитывать?

— Во-первых, она мне не чужая. Она — дочь моей любимой женщины, а значит, моя. А во-вторых, хорошо воспитаю.

Мама встает, но тут же хватается за спинку стула и касается пальцами виска.

— Давление! Ох, Нариман. И куда тебя потянуло? Вот была Рузанночка. Такая девочка хорошая, красивая, врач.

— Апа, — тоже встаю из-за стола. — Рузанна замуж выходит.

— Это потому что ты прошляпил! Проморгал такую девушку.

— Да что за бред?! Она меня никогда не интересовала как женщина. И все вот эти ваши уловки, — бурно жестикулирую, — на меня не действуют.

Смотрим друг на друга и тяжело дышим. Мама насупилась, обиделась, я уперся рогом. Наш первый большой скандал. До этого мама только журила меня, что одинокий, предлагала кандидаток и сокрушалась, что отказывался сходить на свидание с очередной дочерью или племянницей ее подруги. И вот теперь, когда я, наконец, нашел ту самую, она не хочет ее принимать.

— Меня не хотите понять, тогда сестру свою послушайте. Она вам о моей Сабине расскажет. И когда вы узнаете, какая она, вы меня поймете.

— Абдулла, что он говорит?! — мама прикладывает руку к лицу.

— Он говорит, что решил жениться и никто ему не указ, — спокойно говорит отец, подмигивая мне. — Молодец, балам. Женись.

— Что? — возмущенно восклицает мать. — Абдулла!

— А как она, — кивает в сторону жены, — успокоится, приводи знакомиться. И девушку, и девочку тоже.

— Хорошо, дада. Я пойду, — не спрашиваю, а утверждаю.

— Иди, — отпускает он.

Выхожу из комнаты и замечаю, как снохи за секунду залетают на кухню, а братья стоят у лестницы и молча смотрят на меня. Подслушивали значит.

— Мужик! — говорит средний Камал.

— А что так можно было? — усмехается младший.

— Пархат! — обиженно зовет его Наргиз, стоя в дверях и скрестив руки на груди.

— Я же не про тебя, — смеется. — Я про то, что акашке (старшему брату) всегда все сходит с рук. Он никогда никого не слушает.

— Это потому что он упертый, — считает Камал. — С ним легче согласится, чем спорить. Тяжело будет твоей жене.

— Нормально, — вспомнив Сабину, улыбнулся. — Она пока не жаловалась.

— Это она пока не знает, какой ты! — ржут братья. — И что вот прям так и женишься?

— Да! — заявляю, обуваясь у порога. — Вот прям женюсь!

Глава 24. Папа

Таир

— Я сегодня задержусь на работе. Мне нужно все по отчету пробить и перепроверить, — говорю жене, сидя в одиночестве в большом кабинете. Все местные сотрудники уже разбежались и только я еще не спешу.

— Да? — переспрашивает Эля. — Я думала, в европейском офисе не приветствуют переработок.

— Не приветствуют, — раздражаюсь. — Но я иностранец и должен вкалывать в два раза больше. И спрос с меня тоже другой.

— Хорошо-хорошо. Что ты сразу злишься? — бубнит жена. — Позже, так позже. Только скажи примерно когда?

— Не знаю, — пальцами давлю на переносицу. — Все, Эль, неудобно говорить, нас здесь много.

Попрощавшись, кладу трубку на стол и окидываю взглядом опен-спейс. Сказал ей, что нас много, а по факту я один. Вот уже почти полгода мы живем в Будапеште. Работа у меня никогда не провисала и даже здесь меня называют машиной, потому что я все делаю четко и вовремя. А в остальном…дерьмо.