Он. Она. Другая (СИ)

Нажимаю на зеленую трубку в углу экрана. Ладонь потная, мокрая, едва удерживает телефон из-за дикого тремора. Подбородок тоже дрожит, а внутри плотный дым рассеивается, оставляя лишь пепелище на месте выжженного сердца. Он стоит за стеклом. По-прежнему высокий, красивый, холодный. Но не мой уже, а чужой. И вообще интересно: а он когда-нибудь был моим?

— Что? — непривычного жестко для нас обоих цежу я.

Таир даже замялся от такой внезапной перемены во мне. Нахмурился, зубы стиснул, аж скулы заострились, а желваки напряглись.

— Я вещи оставил в приемном покое. Сказали, скоро занесут вам. И с дежурным врачом поговорил. — хрипло предуупреждает.

— Неужели? А тебе не все равно разве? — удивляюсь холодно.

— Как Нафиса? — пропускает мои слова мимо ушей, а меня такая злость на него накрывает страшная, что хочется разбить окно.

— Отравление, интоксикация, обезвоживание.

— Можно увидеть ее?

— Нет.

— Почему?

— Потому что я так решила. Теперь все решения по ней буду принимать только я. Она моя.

— Она и моя дочь.

— Да? А где ты ходил, когда был ей нужен? Когда ее рвало еще дома и я звонила тебе без конца. А ты не брал! Когда ты должен был остаться здесь, а вместо этого повез сына и шлюху свою домой.

Он долго молчит, желваки ходят ходуном, взгляд из-под бровей тяжелый.

— Надира рассказала? — насупился Таир.

— Сама все слышала. Каждое слово, пока ты трусливо не выскочил на улицу.

— Я не уехал. Я был здесь, звонил тебе.

— Ты думал, я возьму, после того, что увидела?

Ему нечего ответить. Он снова замыкается. Наверное, думает, куда делась эта кроткая, влюбленная дура, которая ловила каждое мое слово и заглядывала мне в рот? А нет ее больше. Умерла она. Там, в приемном отделении. Брошенная в одиночестве с маленькой дочкой на руках.

— Прости, Сабин. Я хотел тебе раньше рассказать. Мне надо было сразу во всем признаться, — оправдывается он. — Но обстоятельства…

— Авария? Смерть родителей? Несчастная Сабина на грани нервного срыва? Ты ведь уже тогда с ней спал, да? — моргаю часто, чтобы прогнать предательские слезы.

— Сабина…

— Что Сабина? Ты думаешь я совсем дура наивная? Я все посчитала! Сколько твоему сыну? Год?

После короткого молчания он выдавливает:

— Одиннадцать месяцев.

— Она была беременна, когда мама с папой погибли, — судорожно вздыхаю. — Когда нашей дочери еще двух не было. Ты уже тогда спал с ней. А я…я даже ничего не заметила, хотя просила, просила твоей ласки. А она вся уходила на другую, да?

— Мне нечего сказать в оправдание. Да, у меня был роман. Недолгий, но был.

— Был? А сейчас у вас что, если она тебя называет милым? — сильно сжимаю трубку, еще чуть-чуть и она сломается в моих руках.

Его громкое молчание о многим говорит и на многое раскрывает глаза. Их роман не в прошлом, а в настоящем.

— Кто она?

Снова тишина.

— Кто?! — громко шиплю, боясь разбудить дочь. Несмотря на то, что я говорю тихо, горло дерет, будто ору дурниной.

— Мы вместе работали, — признается, опустив голову.

Дрожащими пальцами закрываю рот и беззвучно реву, неожиданно все сопоставив.

— Работа допоздна и в выходные, овернайты (работа сверхурочно, даже ночью), “я в офисе посплю”, - горько перечисляла я, снова складывая в уме один плюс один. — А ты в это время с ней спал. Господи, какая я дура! — по щекам текут тонкие ручьи, я вытираю их ладонью, но меньше не становится. — Я не понимала, почему ты охладел, обнимала и целовала тебя, искала в твоем взгляде хоть намек на прежние чувства. Когда ты меня разлюбил? Когда ты остыл?

Не успеваю услышать ответ, так как слышу, как дверь за спиной открылась и вошли наши соседи. Убираю телефон на тумбочку и стираю слезы с лица.

— Сабина, мы тебе каши и чаю принесли. Поешь хоть чуть-чуть, а то упадешь в обморок.

— Спасибо…большое, — стараюсь не быть размазней, но выходит плохо. Поднимаю глаза и вижу, что муж все еще стоит у окна и смотрит на меня.

— А, с мужем общаетесь, — улыбается соседка. — Ну не буду мешать.

— Мы уже закончили. Вы не мешаете, — поворачиваюсь и прячу зареванное лицо.

— Передача для Искаковой, — на пороге появляется медсестра с двумя большими пакетами. Принимаю их и начинаю разбирать. То и дело возвращаюсь к нашему разговору и анализирую. Ругаю себя: мол, надо было быть жестче, где-то по-другому ответить и про развод не забыть. Только теперь понимаю, что хочу уйти, бежать от него, куда глаза глядят. Скрыться от такой любви. которая предает и разрушает. Вытаскиваю из пакета плюшевую зайку в розовом платье — любимую игрушку Нафисы. Дома она спит с ней в обнимку. Вспомнила, как Таир привез ее из командировки, а дочка радовалась и назвала ее Машей, как в мультфильме.

Командировки…эти его частые поездки за границу и по стране. Интересно, она тоже с ним ездила, если они вместе работали? Они делали это в гостинице? Прятались? Сколько у них было таких вот ночей, когда я ждала его дома? Готовила любимые блюда, гладила его рубашки…Сколько ночей та, другая, украла у меня? Сколько дней украл у меня он?