Он. Она. Другая (СИ)

— При чем? Это я, — отец бьет себя по груди, — я воспитал тебя. Я воспитал предателя, труса, обманщика. Как у тебя совести хватило изменять жене? Это такой позор! Вторая семья! Ребёнок!

— Я узнал о нем только, когда она родила. Он лежал в реанимации и она попросила помочь, — объясняю в надежде, что в нем проснуться хоть какие-то чувства к внуку. Но кого я обманываю?

— Так может это не твой ребенок, — внезапно восклицает мама, — Может, она его тебе специально подсунула. Ты ДНК тест делал?

— Апа, это его сын, — вмешалась Надира. — Я видела его. Он — копия Таира в детстве.

— О, Аллах! — всхлипнула мама. — Откуда она вообще взялась! Ты же день и ночь на работе.

Родные ждут ответа, буравят взглядами, а потом Фируза округляет глаза и шепчет:

— Вы работали вместе? Ты изменял Сабине с коллегой?

Пересохшее горло сковывает спазм, огромный ком блуждает туда-сюда, а младшая сестра не останавливается:

— Я права, ака? (уйг. — ака — обращение к старшему брату, или уважительное обращение к мужчине старше вас)

— Гаденыш, — шипит старшая сестра. — Ты хоть понимаешь, что натворил? Ты понимаешь, что поставил всех под удар? Сабину, Нафису, родителей. Да даже нас с Фирузой? Мы тоже жены и снохи! Ты думаешь “жут” (уйг. — община по национальному признаку)* не будет об этом судачить? Не перемоет всем нам кости? И как все будут смотреть на нас, ведь папа — “жигит-беши” (староста в общине).

— Вас только это волнует? — с вызовом смотрю на сестер.

— А тебя, что волнует? М, Таир? Почему мы всей семьей не могли дозвониться до тебя, когда твою дочь рвало? Страшно рвало! Почему Ибрагим нес ее на руках до скорой, когда это должен был делать ты — ее родной отец? Где ты был? С ней? Со своей токалкой и сыном?

— Эля — не токалка!

— О, мы теперь знаем, как ее зовут, — презрительно фыркнула Надира.

— Надира, может, она его приворожила? Почитала что-то над ним, — сквозь слезы причитает мать. — Он же хороший мальчик. Таир! Что с тобой? Ты же всегда был серьезным, умным. Постоянно все взвешивал, ни во что не ввязывался. Я не узнаю тебя, балам (уйг. — сынок)!

— Чушь! — рычит отец. — Никто над ним не “читал”. По глазам вижу, что он сам. — он испытующе глядит на меня из-под седых бровей. — Что у тебя с ней? Интрижка? Думаешь, начал хорошо зарабатывать, появились деньги и все можно?! Что ты молчишь! Отвечай! — повышает голос до предела.

— Дада, давление, — предупреждает Фируза.

— Плевать мне на давление. Я хочу, чтобы он нам ответил. Что у тебя с ней?!

— Я люблю ее, — выкрикиваю, понимая, что нарушаю сейчас все правила. — Люблю. И сын — мой. И я от них не откажусь. Я уже сам устал всем врать. Сегодня мы с Сабиной должны были поговорить. Я хотел попросить развод.

Отец взрывается, материться по-русски, выкрикивая слова, от которых стены трясутся и окна дрожат. Мать и младшая сестра плачут, старшая качает головой.

— Тогда вон из этого дома! Вон! Видеть тебя не хочу! — кричит папа. Впервые в жизни на меня кричит. — Ноги твоей здесь не будет, пока не вернешь нам Сабину и Нафису. Иди, собирай вещи и уходи!

Выбегаю из комнаты, в спину летят проклятия. Это конец всего. Купол, под которым я жил два года, разбился.

СПРАВКА: Где бы ни проживали уйгуры, они создают местную общину жут, которую также называют «махалля». В каждой общине выбирают главу — своеобразного старосту. Он является главным организатором всех мероприятий в общине, включая ритуальные: свадьбы, обрезание, поминки и так далее. Глава именуется «жигит-беши» — главой джигитов. Им становится самый авторитетный человек с ораторскими и организаторскими способностями.

В Казахстане эта неоплачиваемая общественная должность имеет определенную иерархическую структуру: жигит-беши выбирают Совет жигит-беши, который входит в Республиканский этнокультурный центр уйгуров Казахстана.

Глава 14. Уже другая в комнате

Сабина

— Мартышка моя, ну посиди ты хоть немного, я заплету тебе косички, — прошу дочку, держа в руках густую черную прядь. — Скоро за нами приедет твоя чон-апа (старшая тетя)

— Апака! Меня там ждет Андрюша поиграть. Я же его потом не увижу, — тревожится Нафиса.

— Андрюша подождет. Мы не уедем, пока ты с ним не попрощаешься.