Все свободное время мы проводили с Олегом и его учениками или просто вдвоем. Они улетали на два дня раньше меня, и я старалась как можно больше показать ребятам. Погода, к счастью, установилась довольно теплая, гулять было приятно, всюду чувствовалось весеннее настроение, а в центре Праги готовились к большим гуляниям по случаю Пасхи — даже деревья были украшены пасхальными лентами и фигурками цыплят и зайчиков.
Когда Олег и его ученики улетели, я немного загрустила — все-таки веселые парни не давали мне скучать. Но это быстро прошло — папа с лихвой компенсировал мне отсутствие компании. В день отлета мы с самого утра отправились-таки в его любимый ресторанчик «У Бронцу» и заказали мясное ассорти, которым папа поразил меня в день прилета. Скажу честно — приготовленное поваром ничем не отличалось от отцовского…
В Шереметьеве мы приземлились почти в восемь вечера, и, забрав с транспортера свой чемодан, я направилась к выходу. Первое, за что зацепился взгляд, был огромный букет альстромерий белого и красного оттенков — я их очень люблю, потому сразу и заметила. Но когда из-за букета выглянул Олег, моему удивлению не было предела:
— Как… как ты догадался?
— Не догадался. Ты сама говорила, что любишь их. Пришлось название украдкой в телефон забить — боялся, что не выговорю.
Он протянул мне букет и взял чемодан тем жестом, каким это обычно делают близкие люди.
— Мадемуазель, карета ждет на стоянке. Или у чехов правильнее — пани?
Я рассмеялась:
— Это не важно. Я очень рада, что ты меня встретил.
— Ну, я же не мог не встретить женщину, с которой нахожу трупы вместо подснежников, правда? — Он подставил мне согнутую в локте руку. — Держись, а то скользко. Вчера было тепло, а сегодня вдруг подморозило, каток вокруг.
Мы направились к парковке, и я вдруг сказала:
— Я приглашаю тебя в гости. Хочу кое с кем познакомить.
— С кем? — спросил Олег, и я почувствовала волнение в его голосе.
— С Филимоном.
— Странное имя.
— Чего это? Вполне нормальное — для хорька-то, — серьезно сказала я, поняв, что он подумал о ребенке, и долго хохотала, глядя, как Олег растерянно хлопает глазами.
Фильку мы забрали от Лены, где он жил во время моего отъезда. Подруга-ветврач соглашалась нянчить хорька охотнее, чем моя мама. Сидя в переноске, Филимон недовольно сопел и фыркал, принюхиваясь к незнакомому запаху машины и чужого человека. Дома же, обежав с инспекцией каждый угол и делая вид, что Олега не замечает, он вдруг по-хозяйски забрался в карман его брошенной на пол сумки и смешно торчал оттуда, пофыркивая.
— Это высшая степень доверия, между прочим, — сообщила я, включая чайник.
Олег вернулся в прихожую и сел на корточки рядом с сумкой. Странное дело — мой дикий Филимон, не признававший чужих и сразу убегавший в свой домик, вытянулся в струнку и пристально смотрел ему в глаза. Олег протянул руку и погладил зверька по голове. Филька выкатился из сумки и проворно забрался к нему на колени.
— Я в шоке, — сообщила я из кухни, — такого он не проделывал ни с кем, даже с мамой.
Олег пришел в кухню, держа Фильку на руках, а тот скроил такую умильную морду, что сомнений не оставалось — гость ему понравился.
За чаем я вдруг спросила:
— Скажи, ты считаешь меня глупой, потому что я вернула деньги? Ведь Антон оставил их мне.
Олег серьезно посмотрел на меня и сказал, поглаживая прикорнувшего на его коленях хорька:
— Я считаю тебя порядочной и честной. А деньги заработаем свои.
У меня радостно забилось сердце. В открытую форточку вдруг повеяло свежим мартовским ветром, тающим снегом и приближающимися теплыми днями.
А меня впереди ждала совершенно новая жизнь.