Унифред Кимбол Шонесси уже пару лет не была в Нью-Йорке. Окончив по возвращении из Англии балетные классы у Фёдора Козлова, она перебралась в Лос-Анжелес. Там обученная старым ловеласом не только танцам, но всем составляющим русского балетного искусства она быстро нашла своё место в стремительно развивающемся Голливуде. Городе где было много красавцев и красавиц, но далеко не каждый знал, как подобрать костюмы к фильмам. Под влиянием своего наставника она даже взяла себе русский псевдоним, что прибавило ей веса. Русский театр тогда был очень популярен в Штатах. Как с 1917 года и русское кино. На который американская киноиндустрия смотрела с восхищением, а потом уже и с завистью. После же бегства Чаплина в Новый Илион в русских стали даже видеть конкурентов. Некоторые даже пытались поддеть работавших рядом русских, даже таких самозваных как Унни. Впрочем, беззлобно.
Интерес же к русскому после победной для американских спортсменов Олимпиады не упал. Он стал даже больше. Византийские больсаны и каракеты волновали американсих модниц теперь не меньше чем русские меха. И потому Шонносси с удовольствием приняла приглашение на встречу с русской культурной делегацией, прибывшей вместе с русскими же парламентариями. Как оказалось, в русском парламента, называемом Думой, были даже великие поэты!
Так судьба и занесла Унифред с подругой сегодня в «Хилли». Присоединятся к шумной кампании ни не стали. Но вот возможность посмотреть за русскими вживую и записать много новых словечек они не упустили. После случившейся между поэтами драки Унни заприметила на другой стороне зала ещё пару русских. Один из них недавно пришел и глядя на него её внезапно захотелось как Чаплин сбежать в Россию. Но судя по кольцу он женат, или вдов. Нет женат. У русских обручальные кольца одевают на противоположную от англичан руку. А вот второй, тоже хорош. Но непонятно русский или просто знает русский. Что же, она девушка свободная, кто мешает ей это выяснить?
САСШ, Нью-Йорк, Грамерси-парк, «Хили». Ночь 19 июня 1920 г.
— Господа, вы можеть тать таме курить.
Михаил и Борис разом повернулись. Рядом со столом стояла очаровательная брюнетка с вставленной в мундштук сигариллой. Она слегка повернулась к Борису и Энель увидел плотный пучок волос на затылке по современной моде и узнал одну из девиц, наблюдавших и записывавших за русскими из-за дальнего столика.
— Конечно, сударыня. Сейчас я дам вам прикурить, — откликнулся Борис.
— О простить мне, я толко учу руски, —
— Вы хорошо говорите, для американки, — галантно отметил Бахметев
— Ви мне льстить, руски язык трудны.
Энель выпал из разговора и чувствовал, что поплыл. То ли природное обаяние этой особы, то ли долгое отсутствие с ним женщины сказалось, но «это» почти лишило его речи.
— Да, сьйударыня, это трутный йазык, — выдавил из себя Михаил.
Курильщица повернулась. Бахметев на секунду опешил. Но вовремя сообразил:
— Мой друг голландец, но он тоже учит русский, — незаметно подмигнув Михаилу сказал Борис.
— Оу. Мне так же казалось, что ви мистер Маар говорить лучше, — отметила дам.
— Йа, отъ волнения, — заливаясь не видимой под загаром краской произнес Михаил.
Дама была явно довольна эффектом и кажется заметила отсутствие обручального кольца у Скарятина.
— Вы сможет мне помочь, Майкэль? Я буду ходить здесь ещё неделя! — сказала блондинка.
— Да, конечно! Как Вас зовут?
— Наташа Рамбова. Буду вас ждать здесь же, at the same time, on Monday, (5) — брюнетка не прощаясь поплыла к своему столику.
Глава 8. Интервью Президента
САСШ. Нью-Йорк. Манхеттен. Отель «Астор».
Из воспоминаний Томаса Маршалла 19 июня 1920 г.
Государственные дела часто не располагают к отдыху. Вот и то утро я встретил не выспавшись. Сначала вечерний поезд, а потом стенания Бейбриджа Колби в автомобиле, не расположили меня к радости от лучей нью-йоркского солнца. Да и лег почти на заре. Но на верфи мне было к полудню. Из новомодной громады Отеля Астора на Тайм-сквер я бы успел на Бруклин за полчаса даже на метро, не говоря о самоходном или конском экипаже.