Он почти изменил мiр (Acting president) (СИ)

Эх, дочери Евы, что вы с нами делаете! Куда уже до вашей тайной власти финансистам и королям, священникам и полчищам «Девяти неизвестным»?!

На фото: Нина Крузенштерн

Глава 10. Солнцестояние

САСШ, Нью-Йорк, Таймс-сквер, Отель «Khickerbocker». 21 июня 1920 г.

Скарятин стоял у окна и курил. Вчерашний вечер выдался бурным и длинным. Окончив ужин в девятом часу вечера, почти как в Зимнем дворце, они с Ниной поднялись в свои комнаты. Случившееся после того, как он отдал ей свидетельство о её разводе с Келлером, он и пытался себе сейчас объяснить. “Хм, а вчерашним вечером он с Келлером стали ближе. Я Александру теперь практически брат молочный, а не просто брат первой жены”, — подумал Михаил, и улыбнулся.

Нина была смелая. Свободная. Он не заметил, чтобы она научилась чему-нибудь сверх того, что умели в пастели другие выпускницы Смольного института. Искушенный в делах алькова Востоком, он сам многому научил её. Нина с трепетом поддавалась, и не только с лёгкостью отказалась от миссионерской позиции, но и перестала стеснятся стонать, когда он перевел её в позицию наездницы. Кувыркались они часа три. Он сходил в уборную переступая через разбросанные вещи. Нина была одета шикарно, по последней моде. Поэтому вспыхнувшей страсти не мешали ни корсет, ни панталоны, ни кринолин… Во Дворце такой порыв не обошелся бы без повреждённой одежды. Но здесь новая мода позволяла обойтись без этого. К лучшему ли?

Пока он ходил, Нина уснула. Судя по пустому стакану у прикроватной тумбочки, она успела его осушить. Михаил полюбовался на её тонкую талию и манящие изгибы тела. Но порыв спал, а напряжение и недостаток сна последних дали себя знать. Коснувшись головой подушки, он заснул. Сны были цветные и продолжали любовный вечер. К утру во сне на месте Нины ему стала сниться Рамбова. Молодое тело требовало своё и после восьми часов сна, напряжение в чреслах его разбудило.

Его уд твердо указывал подобно компасной стрелке «верное» направление. Но вчерашний хмель вышел, и потому он не последовал «персту указующему», а понес своего стремительного «дружка» к ватерклозету. Потом принял холодный душ, после чего утренний компас стал показывать точное время — семь тридцать. Войдя в спальню и взглянув на вытянулось ланью в пастели бархатное тело Нины, он почувствовал, что его “часы пошли”, и решил, что не стоит продолжать их ход далее девяти.

Накинув халат, он подошел к окну, приоткрыл его створку. Он бы с большим удовольствием курил кубинского «Упманна» (1), но в САСШ это было контрабандой, да и с 1917-го компанию Германа Упманна не без основания считали «крышей», как выражается глава ЭСЕД князь Арвадский, немецкой разведки. Скарятин думал уже закурить халфзвар (2), его крепость освежила бы сознание. Но остановился на кретеке «Bal Tiga» (3) из Голландской Индии. Терпкая смесь «Вирджиний» и «Кентукки» могла быстро разбудить мурлычущую во сне Нину. В планы же Михаила входило сначала подумать, а потом, если надо, может быть, на трезвую голову и повторить. Он с трудом заставил себя отвернуться. И раскурил неплотную скрученную на конус сигариллу. Ароматы тмина, гвоздики и грецкого ореха, в основном уносимые с табачным дымом в окно, невидимыми облачками начали заполнять комнату. Посапывание за его спиной стало ровным. Нина задышала медленнее, глубже и тише.

На фото: вид из окна Михаила Скарятина

«Итак, что же вчера произошло?» — Михаил выпустил кольцами дым и вздохнул. Он нисколько не сожалел о своем «грехопадении», но что же было тем яблоком, которым увлекла его мерно дышащая за спиной «Ева»? У него, конечно, не было некоторое время женщин. Но не так, чтобы давно. В Египте он не считал зазорным брать временных жен, да и в Америке он, любитель искусства, с легкостью находил общество куртизанок, пусть чаще и «di lume» (4). Ни времени, ни желания искать дешевых плотских утех ни в Иллинойском Цицеро, но в прилегающем к Бродвею Соха у него никогда не возникало. Зачем? Когда рядом Бродвей и даже сейчас он смотрит из окна на угол здания театра «Новый Амстердам»?

Нина явно не стала здесь дамой полусвета. Иначе бы он почувствовал перенятую от местных дам или сэров науку. В этом плане она явно не приобрела после России нового опыта. Что ж, он похоже может не опасться попадание в «медовую ловушку». Энель улыбнулся: “Умеет найти верные слова граф Авалонский!» Экспедиционная служба Егермейстера Двора была ведомством новым, и её (как и Энеля непосредственно) руководитель творчески подходил к созданию самобытного языка для охоты на двуногих. Впрочем, исключать ничего нельзя. “А я матерею, — отметил Энель. — Вот зачем в такой момент думать о лексике Службы?”