Следуя указаниям Харма, Шарлемань-лейн я нашел без труда. Через тысячу ярдов от площади дорога сузилась и потемнела, оказавшись в тени папоротников, чертова плюща и кленов. Сквозь стену зелени там и сям проглядывали ворота – литого чугуна или красного дерева, причем последние чаще всего были укреплены стальными пластинами. Ни почтовых ящиков, ни указателей с названиями. Участки, похоже, отстояли на несколько акров друг от друга. Несколько раз я мельком углядел усадьбы за воротами – просторы холмистых газонов, наклонные подъездные дорожки, вымощенные кирпичом или камнем, импозантные величественные дома в различных классических стилях – тюдоровском, регентства, колониальном, подъездные дорожки, уставленные лимузинами – «Роллс-Ройсами», «Мерседесами» и «Кадиллаками», равно как и их более утилитарными четырехколесными родственниками – американскими универсалами с фальшивым деревом на бортах, шведскими «Вольво», японскими малолитражками. Раз-другой я заметил садовников, трудящихся под дождем, – их бензиновые газонокосилки трещали, словно брызгаясь слюной, и изрыгали дым.
Дорога тянулась еще с полмили – усадьбы становились все больше, дома все дальше отстояли от ворот, – после чего неожиданно уперлась в сплошной ряд кипарисов. Ни ворот, ни вообще чего-то похожего на въезд – просто густые, как лес, заросли тридцатифутовых деревьев, и поначалу мне показалось, что я просто заехал куда-то не туда.
Я натянул плащ, поднял воротник и выбрался из машины. Землю густо усыпали сосновые иголки и мокрые листья. Подойдя к зарослям, я пригляделся сквозь ветки. В двадцати футах впереди, почти полностью скрытая разросшимися перепутанными ветками и мокрой растительностью, проглядывала короткая каменная дорожка, ведущая к деревянным воротам. Деревья высадили, чтобы перекрыть въезд; судя по размеру, им было лет двадцать. Исключив вероятность того, что кто-то озаботился пересадить сюда такое количество взрослых деревьев, я пришел к заключению, что прошло уже порядком времени с тех пор, как здесь имелись хоть какие-то признаки человеческой жизни.
Я протолкался сквозь ветви к воротам и подергал за них. Наглухо заколочены. Хорошенько осмотрел – они представляли собой два массивных щита из соединенных на шпунт досок красного дерева, подвешенных на петлях к кирпичным столбам. От столбов расходилась стальная сетка, увенчанная сверху колючими спиралями. Никаких признаков электричества, так что сетка наверняка не под током. Я нашел опору на мокром камне, пару раз поскользнулся и наконец все-таки ухитрился оседлать верхушку ворот.
Приземлился я в совершенно ином мире. Передо мной расстилались акры пустого пространства – то, что некогда было ухоженным газоном, теперь представляло собой болото, покрытое сорняками, пожухлой травой и обломками камней. Земля в некоторых местах просела, образовав огромные лужи, которые давно застоялись и превратились в оазис для комаров и мошки, назойливо вьющихся над головой. Некогда благородные деревья уменьшились до зазубренных пней и корявых прогнивших остовов, поросших мхом. Усыпавшие землю ржавые автомобильные детали, старые шины, пустые жестянки и бутылки образовывали одну большую, насквозь промокшую свалку. Капли дождя с утробным блямканьем падали на тонкий металл.
Я двинулся дальше по мощеной дорожке. Уложенный «елочкой» кирпич едва проглядывал сквозь заросли сорняков и толстый слой мха. Там, где на поверхность пробились корни, кирпичи торчали из земли, словно зубы в сломанной челюсти. Отбросив ногой утонувшую в луже полевую мышь, я поспешил к бывшей резиденции клана Хиклов.
Дом представлял собой массивное трехэтажное строение из почерневшего от времени тесаного камня. Я никак не мог представить его себе красивым и нарядным, но некогда он, несомненно, являл собой величественное зрелище – огромный особняк под сланцевой крышей с лепными карнизами и фронтонами, украшенный вычурным орнаментом и опоясанный широкими каменными террасами. За ржавым чугунным литьем перил и решеток парадного крыльца, будто в соборе, возвышались шестифутовые стрельчатые двери, а на самом высоком шпиле красовался флюгер в виде летящей на метле ведьмы. Старая карга моталась под порывами ветра в безопасной дали от всеобщего разорения внизу.
Я поднялся по выщербленным ступенькам. Сорняки добрались до самой двери, которая оказалась наглухо заколочена. Окна тоже были забиты досками и накрепко закрыты на засовы. Несмотря на свои размеры – а возможно, как раз из-за них, – дом производил жалкое впечатление, словно забытая всеми аристократическая вдова, опустившаяся до той степени, что собственная внешность ее больше не волнует, и обреченная коротать свой век в молчаливом одиночестве.
Я продрался сквозь импровизированное заграждение из гнилых досок, сваленных перед крытым въездом. Дом был по меньшей мере ста пятидесяти футов в длину, и у меня ушло порядочно времени, чтобы проверить все окна на первом этаже. Все оказались намертво заколочены.