Он просто спятил (СИ)

Сейчас же он был готов отдать всё – абсолютно всё, за любовь в ее глазах. Только бы посмотрела осознанно, узнавая. Только бы шевельнулась навстречу и провела рукой по его волосам…

В одно удивительное утро Полина проснулась в своей постели. Огляделась по сторонам, недоверчиво качнула головой, а потом резко подскочила и громко закричала:

- Ура!

Громов смотрел, как она прыгает по кровати, словно на батуте, и раз за разом повторяет: «Добби свободен, хозяин подарил Добби носок!». От этих слов, от ее радости ему было непереносимо больно. От злости скрипели зубы, руки сжимались в кулаки, но отступать он был не намерен.

Хватит, поигрались и будет. Слишком далеко всё зашло. И он имел в виду отнюдь не уголовный кодекс, нарушение личных прав и свобод, что так бесцеремонно нарушил. Он имел в виду собственные чувства, что разрывали душу.

Пройдет время, и он позабудет эту маленькую принцесску. В груди кольнуло при этой мысли, но Громов отмахнулся – конечно, забудет. Найдет подходящую замену, и все станет на свои места. Лучше так, чем смотреть в пустые глаза.

Провел пальцем по экрану. Отключить камеры было выше сил, и эту маленькую слабость он себе позволил.

Жизнь налаживалась.

Полина восстановилась на работе, снова посещала лекции. Только по вечерам, вместо домашних посиделок на кухне с очередной книгой, шла в парк и оставалась там до полуночи.

У нее появилась собственная лавочка – даже подростки, издали завидев хрупкую фигурку, уступали место и убирали за собой пустые банки из-под пива. Деревянная скамейка, покрашенная зеленой краской, стала любимым местом, где Полина проводила досуг.

Она часто плакала, сидя на жесткой лавке, укутавшись в ночную тишину, как в уютный плед. Больше не страшно было бродить по пустым, влажным от дождя улицам. Что ей хулиганы или другой сброд, когда самое страшное уже взяло, и случилось.

Думала, вспоминала.

Знала, что плакать дома нельзя, ведь Громов обязательно об этом узнает. От этой мысли слезы текли еще горче.

Переезжать раздумала.

Звонила отцу чаще обычного, а при последнем разговоре попросила прощения у его любовницы: за снобизм, и пожелала им счастья. От услышанного, папа на редкость перепугался, задал кучу вопросов, сказал, что прилетит первым же рейсом. Но, Полине удалось отговорить его от этой затеи:

- Это всего лишь хандра и осенняя депрессия, папа, - сказала, утирая соленые борозды с щек.

Прошел месяц.

Философ, набравшись смелости, позвал ее на свидание. От нечего делать, Полина согласилась. Преподавателя звали Сашей, и он был робким, а еще - милым. Они посидели в кафе, съели по порции мороженого, а потом Полина пригласила его на чай.

Темнело рано, когда вошли в квартиру, за окнами уже царила ночь.

Парень вел себя на редкость прилично, и девушка этому радовалась, поскольку приглашение на чай было именно таковым, без подтекста, но, кто знает, что могло прийти в голову влюбленному философу.

Они сидели на кухне, обсуждали всякие глупости – последнюю премьеру очередного голливудского «постапокалипсиса», учебу. Полина горячо поддерживала темы и подливала чаю, думая, что наконец-то отвлеклась. И тут вдруг Саша взял ее за руку, в одно мгновение притянул к себе и поцеловал.

Его губы были чужими, слишком мягкими, от кожи и одежды не пахло «Хьюго босс», поэтому, поцелуй не принес ощутимой приязни. Полина мягко отступила, опустила глаза и сказала, что все было прекрасно, но она пока не готова к отношениям. Философ ушел, сверкая пунцовыми щеками.

На следующий день на парах Сашу заменяла старая, морщинистая преподша и всё сокрушалась, что в современном мире страшно выходить из дому. Оказалось, что Саша поступил в первую городскую больницу с переломом обеих ног и многочисленными мелкими ушибами. Накануне на него напали хулиганы.

Следующим кавалером стал знакомый фитнесс-тренер. От добавки чая он отказался, сразу приступил к активным действиям, за что быстро получил по рукам и был спроважен из квартиры. Вскоре он лежал в соседней с Сашей палате. У него были переломаны руки и выбиты передние зубы. Без зубов тренер выглядел скверно, и Полина оставила на тумбочке визитку своего стоматолога.

Когда стало ясно – без Громова не обошлось, Полина усмехнулась, и надолго заперлась в туалете. Сидела на полу, рисовала на бумаге пушистые облака и снова напряженно думала.

Кто бы знал, что эта девчонка и вправду, забудет о нем так быстро!

Громов с удовольствием колошматил ее вопящих ухажеров, а потом собственноручно вызывал им скорую.

Она снилась ему почти каждую ночь. Обнимала со спины и ласково прижималась. Нашептывала на ухо сладкий бред, а когда Стас оборачивался в попытке прижать, обхватить руками, то силуэт размывался, становился зыбким.

Полина не давала ему нормально жить. Он не мог спать, не мог развлекаться, и это выводило из себя.

Он уже не понимал – правильно ли поступил, что дал волю? Может, нужно было принудить, заставить, подождать?

А как он скучал! Зубы скрипели, когда смотрел в монитор, а мозг лихорадочно подсовывал всяческие картинки.