Он просто спятил (СИ)

Полина забралась на него сверху, поцеловала лицо и грудь, опустилась ниже. Дразня, вылизала дорожку к пупку и обратно. Стас бы вечно наслаждался этими ощущениями, но сил терпеть совсем не осталось. Подхватил под бедра, усадил на себя, и тут же – выдохнули со свистом, оба…

Ночь была долгая, наполненная криками и стонами. Простыни смялись, окна успели запотеть. Кто-то стучал в дверь, но они решили не отзываться – заняты были.

Полина спала, уткнувшись головой в его бок. Громову сон не шел, потому что сейчас он был счастлив. Такие блаженные моменты были редки и тем - более ощутимы. Следовало признать, что Полина – больше, чем очередная любовница. Больше, чем увлечение и прихоть, для привыкшего брать желаемое силой, мужчины. Не представлялось, что когда-то не сможет коснуться прекрасного тела, ощутить теплое дыхание и нежность губ. А от одной мысли, что к ней притронется кто-то другой, в душе начинался ураган.

Лежа в просторном гостиничном номере без сна, поглаживая посапывающую под боком девушку по волосам, Громов решил признаться себе, что влюбился, как мальчишка. Влюбился остро, болезненно и скорей всего, навсегда. Эта мысль не вызвала протеста. О чем-то таком он предполагал уже давно.

Тот бушующий смерч из разнообразных эмоций, что испытывал к Полине, не мог быть ничем иным.

И Стас решил добиться ее, чего бы это не стоило, действуя при этом совершенно другими методами.

На этой мысли он уснул, обхватив девушку руками и ногами.

Что-то мешало ей дышать. Полина проснулась и, открыв глаза, первым делом увидела грудь Громова, поросшую светлыми волосками. Он навалился на нее всем своим медвежьим весом и мешал вздохнуть, но это была такая приятная тяжесть, что по лицу невольно растеклась улыбка. Девушка усмехнулась, мягко выползла из-под него и отправилась в душ. Когда вышла, Громов сидел на постели и тер глаза.

- Я заказал завтрак в номер, но пока его принесут, мы успеем сделать кое-что занятное. Иди сюда, девочка, - протянул руки, и Полина пошла.

Это был новый Громов. Он приглашал ее на свидания, и она соглашалась. Они ходили в театр, бывали в ресторанах, на различных выставках, а порой просто шатались по городу как пьяные – держась за руки и громко смеясь, разговаривая о разных пустяках. Охрана в бронированных джипах двигала черепашьей скоростью следом.

Стас был искренним. Он оказался интересным собеседником с отличным чувством юмора.

Не таясь, рассказывал о себе и с интересом слушал о ее жизни. Был галантным, мягким и казался влюбленным.

Полина много смеялась, и такой: веселой, беззаботной, с золотыми искрами в глазах, Стас видел ее впервые. Она была не просто красива, она была совершенна. На них засматривались, Громов чувствовал на себе завистливые взгляды, и от этого хотелось заливисто смеяться и громко кричать: «обломитесь, суки, это моя девчонка».

С каждым днем он влюблялся сильнее, хоть ему казалось, что больше – некуда. Она – его Полина, была настоящей, без алчного блеска в глазах, без наигранного жеманства.

Они занимались сексом исступленно, страстно, жарко. Он не мог насытиться, а она задыхалась от его чувств.

Прошел романтический, сладкий, как шоколад, месяц.

Они поужинали в ресторане, а после, по привычке уже, отправились к нему. Под утро, когда Полина задремала, Громов разбудил ее поцелуем, а после спросил:

- Выйдешь за меня, девочка?

И протянул квадратную коробочку, обитую мягким бархатом.

Ему казалось, что если сейчас возьмет, и откажет, то он снова запрет ее наверху, и на этот раз – ни за что не отпустит. Будет брать силой, опаивать снотворным, только бы стать, быть ближе.

В голове шумело, сердце билось часто, неровно. От ее ответа зависело всё.

Полина смотрела в лицо мужчине во все глаза. Видела там всю бурю эмоций, все страхи и сомнения. Тянуть не стала: кинулась Громову на шею, не заглядывая в протянутый футляр, поцеловала в висок и сказала:

- Да.

Свадьбу сыграли роскошную, хоть Полина и возражала. Отцу Громов понравился, и именно родитель настоял на пышной церемонии:

- Ты моя единственная дочь, не собираюсь скупиться, - заявил категорично.

Стас с легкостью поддержал тестя, и праздник вышел знатным. Отдыхать уехали в Испанию.

Минул год, следом еще один.

Громов был счастлив, хотя и представить не мог, что это сладкое, липкое счастье станет тенью, продолжением его самого. Каждый день он торопился из офиса домой, по пути сгребая товар из ювелирных магазинов – настолько его распирало, так сильно хотелось порадовать жену. Чтобы ощутила то, что испытывал он сам: то бесконечное, широкое, как берега Днепра, счастье. Полина смеялась, пеняла, что и так похожа на новогоднюю ель.

Обхватывая руками его широкую спину, покрывая плечи поцелуями, она с нежностью думала: «я все-таки сделала тебя, Громов» и не собиралась признаваться, что увидела его гораздо раньше того памятного вечера.