Он сказал / Она сказала

Я со всего размаху села на ступеньки. Прежде всего меня возмутила его спесь. В уверенном тоне письма сквозило опасное обаяние Джейми. Наверняка он что-то нарушает, пытаясь связаться со свидетелем. Позже на той неделе я позвонила тайком в Общество защиты свидетелей и выяснила, что подобные вещи происходят куда чаще, чем принято думать. Запугивать свидетеля – это преступление, но Джейми слишком умен, чтобы угрожать. Должно быть, он понимал: я боюсь последствий того, что вскроется моя ложь, и не отнесу его письмо в полицию. Я разузнала, что письма из тюрем проверяют выборочно, ищут только намеки на передачу наркотиков или на побег. Если бы проверяли письма всех заключенных, думаю, он вскоре прекратил бы мне писать. Наверное, если бы я его письма сохранила, это помогло бы доказать, что он пытается запугать меня – очень уж частыми и длинными они были, но в то время я хотела поскорее избавиться от них, чтобы случайно не увидел Кит.

Я открыла дверь на улицу и вышла, задвинув за собой защелку. Босиком на цыпочках перебежала грязный тротуар района Клэпхем-Коммон и бросила письмо в урну. Оно упало между бумажным стаканчиком и газетой. Все выходные меня жгло изнутри осознание, что письмо еще там. Ощущение не отпускало до утра вторника, пока не приехал мусоровоз. С балкона я наблюдала, как мужчины в спецовках опустошают урну. И вроде бы даже видела, как листок желтой бумаги, броский, словно ложь, мелькнул в пасти контейнера, медленно жевавшей неприятную истину.

Глава 29

КИТ

19 марта 2015-го

С видео я облажался, поэтому нужно успокоить Лору. Придумать что-то вроде возвращения домой с цветами и шампанским. Она часто жалуется, что мне не хватает романтической жилки.

В ролике Даррена показали две моих приметы. Первая – футболка Чили’91. Она лежит скомканной в боковом кармане моего рюкзака, не стану ее вынимать до самого Лондона. Вторая – рыжая борода, по которой меня легко опознать даже в стране викингов. Лучше бы от нее избавиться. Так я и оказался в парикмахерской «Принцессы Селестии», ужасной затхлой комнате, пропахшей шампунями и прочей химией. Здесь одна-единственная раковина, и выемка для шеи выглядит ничуть не симпатичней плахи. Пожилая дама в ортопедических туфлях с пальцами, унизанными бриллиантами, листает журнал «Хелло», сидя под старомодным колпаком для сушки волос.

На стойке у администратора лежит папка с ценами, пробегаю глазами по списку услуг. Стрижка модельная мне не нужна, и уж тем более укладка голливудским воском, хотя я и не знаю, что это такое. Того, что мне нужно, в списке нет. Терпеть не могу просить о том, что не предусмотрено, однако отчаянное положение требует отчаянных мер.

– Что вам, молодой человек? – В дверях появляется пышный бюст, за ним женщина возрастом примерно как моя мать. У нее короткие завитые волосы с прядями сливовых и винных оттенков.

– А вы можете побрить, как в старой доброй цирюльне?

– Как в старой доброй – вряд ли, – улыбается она. – Опасных лезвий у нас нет, да и ни к чему они. Если хотите, могу постричь вам бороду, а потом сбрить ее обычной бритвой.

– И сколько возьмете?

Она окидывает меня взглядом с ног до головы, явно понимая, что я в отчаянии.

– Тридцать фунтов. – В ее улыбке сквозит насмешка.

Вместо того чтобы возмутиться, цежу сквозь зубы:

– Согласен.

Она набрасывает на меня накидку и завязывает сзади на шее тесемки. В других обстоятельствах ритуал почти успокаивающий. Под щелканье ножниц рыжеватые клоки волос летят на пол. Я думал, у нее найдется пена для бритья, но она берет помазок и покрывает мой подбородок обычной мыльной пеной. Так брился папа. Мои мысли возвращаются в 1991 год, к затмению в Чили. Нам с Маком около двенадцати, растет у нас по три волосинки, но мы решили, что пора их сбрить. Папа ушел на пляж, а мы влезли в его вещи и побрили друг друга. Как мы хохотали, намазываясь пеной и соскребая пушок над губой давно затупившейся старой бритвой.

Это воспоминание влечет за собой следующее: в путешествиях с отцом для нас многое было впервые. Он, как правило, напивался или отсыпался после пьянки в гостиничном номере, на пляже или в трейлере. Следующим летом мы выкурили по первой в жизни сигарете – стащили две штуки у него из мятой бумажной пачки, пока он спал. Табак – вещество органического происхождения, так что отец почитал его скорее за витамин. Тогда мы не смеялись, наоборот, были предельно серьезны. Первые неловкие попытки закурить рассмешили нас, только когда мы поняли, что нужно поджигать спичку и одновременно тянуть в себя. У меня получилось. Я затянулся впервые в жизни и чуть не упал в обморок. Мак сказал, что ему пошло отлично – курить то же, что и дышать.

Год спустя, в 1994-м, было затмение в Бразилии. Отец взял напрокат машину, и мы поехали от аэропорта в Нью-Мехико до самой Бразилии, где остановились его старые друзья. По дороге мы впервые напились – стянули бутылку рома. Я думал, мы будем пить ее неделю. Через полчаса она была пуста. Нас обоих вырвало. В отличие от Мака с тех пор я больше не притрагивался к рому.