Он сказал / Она сказала

– А мне можно в душ? – спросила она.

Я взглянула на часы. Без десяти девять. Времени в обрез.

– Я сама выйду, без проблем!

Секунду я колебалась. Я бы ни за что не оставила незнакомого человека в квартире, но тут решила, что наша дружба просто развивается по ускоренному варианту.

– В ванной на двери запасное полотенце, повесишь потом на сушилку.

Я догнала Кита на входе в метро.

– А где Бесс?

– Душ принимает.

Он выразительно приподнял бровь.

Я вернулась домой в полшестого. Оказалось, что Бесс убрала в квартире, причем так тщательно, что я сперва решила, будто она сделала перестановку. А взглянув на книжные полки, я поняла: они на прежнем месте, только смотрятся по-другому. Чище и как-то ровнее, что ли. Почему-то полки зацепили меня больше, чем сияющие стекла очков и аккуратно заправленная постель. Подумалось, что Бесс брала книгу за книгой и читала, пытаясь тем самым узнать о нас как можно больше. В шесть пришло сообщение: «Ничего, что я Золушкой поработала? Мне хотелось как-то вас отблагодарить. За все». «Не стоило, но все равно спасибо», – набрала я в ответ.

Кит вернулся поздно с целым ворохом эссе в рюкзаке на проверку. Он решил, что уборка – моих рук дело, извинение за то, что притащила Бесс. Я не стала его разубеждать.

Глава 28

ЛОРА

20 мая 2000-го

В те времена найти меня было проще простого. Лэнгриш – редкая фамилия. Когда пришло письмо – яркий конверт на коврике под дверью, – я тут же обо всем догадалась. Не только о том, откуда оно – штемпель сказал, что отправлено оно из тюрьмы Уормвуд-Скрабс, – но и о содержании. У него только одна причина писать мне.

Дорогая Лора!

Пишу вам из камеры в Уормвуд-Скрабс. За стеной сидит маньяк-педофил. На прошлой неделе он угрожал охраннице лезвием, вплавленным в ручку старой зубной щетки. Такая вот обстановка, такие вот люди, среди которых, по вашей милости, мне приходится жить. Я держусь лишь по одной причине, кроме того, что снаружи меня ждут семья и Антония. Я знаю, что не заслужил этого заключения. Меня совершенно точно выпустят, когда будет восстановлено мое честное имя.

За что, Лора? Никак не могу понять, зачем вы солгали под присягой. Мне прекрасно известно, что вы не слышали, как девушка, которая меня обвинила, говорит «нет». Пускай вам удалось одурачить присяжных и прокурора, но мы-то с вами знаем правду. И как вам с ней живется?

Уверен, рано или поздно мы снова встретимся в суде, и тогда мой адвокат раскроет вашу ложь. Не лучше ли сразу позвонить в полицию или любому из моих представителей и привести ваши показания в соответствие с истиной? Понятное дело, последствий не избежать. Но вряд ли место, куда вас направят, будет столь же мрачным, как моя тюрьма.

Я буду писать вам. Чем больше я буду писать – а времени у меня предостаточно, – тем тяжелее будет груз на вашей совести. Я видел вас в Корнуолле и в суде. Я способен распознать пылкость и принципиальность, но мне жаль, что эти качества привели вас к ложным выводам. Взываю к вашей совести. Прошу вас, признайтесь, что солгали, и верните мне свободу.

Ваш Джейми Балкомб.