Я себя не узнавала — никогда я не задавала столько вопросом отцу, да и не общались мы так долго. А сейчас как плотину прорвало!
— Какая ты стала смелая и требовательная! Раньше два слова не могла связать в моей присутствии, я вообще долго думал, что у тебя задержка развития.
Меня на удивление не задели его слова. И я повторила вопрос. Но папа снова отмахнулся.
— Это уже не важно. Что было, то было. Но я хочу, чтобы ты зарубила себе на носу, Алена. Такой, какая ты сейчас тебя создал я. Руками Ильи, разумеется. Вся его помощь, поддержка, твой выигрыш в игре — это потому что я так велел. Я понятно сказал?!
Спать со мной ты ему тоже велел?!
— Не верю. Не может быть… все… все не так!
Я отказывалась верить, потому что иначе тут же бы сошла с ума. Илья, мой Илья не мог так со мной поступить! Папа мог, а Илья… теперь все его недомолвки, задумчивые взгляды приобретали новый смысл. Но неужели он не мог мне сказать? Почему сейчас ушел? Почему не забрал с собой?!
— Если веришь в него, значит, ты еще глупее, чем я думал о тебе…
— А ты разве обо мне вообще думал, папа?! Хоть когда-нибудь?
Мое возмущение папой перекрыло даже злость на Архангельского!
Отец поморщился.
— Давай без истерик. Понимаю, ты расстроена, но это пройдет. Сегодня же вечером увидишь свою сестру, думай лучше об этом. Через неделю начнешь работать у меня, учебу продолжишь в Париже. Тебе будет сложно, но если не хочешь меня разочаровать…
Я бесцеремонно оборвала отца, думая совсем о другом. Даже его слова о Жюли не остановили меня.
— Вас было четверо друзей, верно? Четверо! Дина Князева говорила про своего отца и отца Ильи, оказывается ты тоже… и Бакиев?!
— Это уже не имеет никакого значения. Но как же ты изменилась, Алена…
— Вы потом поссорились из-за чего-то? Чего? Поэтому Илья от тебя чего-то хотел…
— Ты меня поражаешь! Еще думаешь об Архангельском? Илья получил, что хотел. Это его максимум. А вот у тебя шансов больше.
Мы говорили с ним на разных языках. Ничего не изменилось. Он всегда видел меня насквозь, так я думала, всерьез считала, что он умеет читать мои мысли, знает, что я чувствую. Что я просто не достойна его. Потому что он — великий, а я… Но сейчас я явственно понимала, что никакой эмпатии между нами нет и быть не может.
— Мне не нужны шансы! Мне нужна правда! Илья не такой…
— Илья от тебя отказался. Ты ему не нужна и не была никогда нужна. Но раз ты настаиваешь, да это уже и не тайна. Мы представили новый двигатель, он будет называться Bakkiev. Еще мальчики получили от меня немного акций Томсона. Поверь, для них это была отличная сделка…
— Я слышала, что папа Дамира был изобретателем, в ракетостроении и со своим другом они совершили настоящий прорыв. Так ты — этот друг?
— Хватит! Ты забываешься, Алена! Я рассказал достаточно. А теперь поехали!
Он встал с кресла, злой и очень раздосадованный. Как будто и правда сказал больше, чем нужно ему было, а я чувствовала себя неудовлетворенной. И совсем не верила, что папа все это сделал лишь для того, чтобы Илья меня «вывел в люди».
— Ты даже не спросил, хочу ли я уехать. У меня здесь жизнь!
Папа подошел ко мне вплотную, он был намного выше меня, так мне пришлось смотреть на него сверху вниз. Казалось, что его недовольство сейчас меня раздавит.
— Хочешь? Как ты заговорила. А как же сестра, которую ты якобы любишь?
Я дернулась как от пощечины.
— Люблю Жюли, очень. И тебя тоже… очень люблю, пап.
На глазах появились слезы, я не выдержала напряжения. Я так мечтала ему сказать об этом, но сейчас мне очень больно. Никакого облегчения эти слова мне не принесли.
— Если это так, то чего тебе еще надо?
— Мне нужно было только, чтобы ты меня любил! Чтобы ты был рядом! Зачем вот это все, а? Зачем эта речь с трибуны, объятия на камеры, что ты гордишься мной?! А если б я осталась в своем старом универе и не отсвечивала, ты бы обо мне не вспомнил? И что значит, ты выиграл Универсум? Это я его выиграла!
С каждой моей репликой лицо папы становилось все более мрачным. Но я не боялась его гнева. Больше не боялась.
— Похоже, я ошибся. Раньше ты была более благодарной. Но я дам тебе шанс. Последний.
— Я никуда не поеду, пока не поговорю с Ильей. Пусть мне в лицо скажет, что я ему никто!
Папа чуть покачал головой, будто вообще не понимал, о чем я говорю.
В дверь аккуратно постучали.
— Уговаривать не стану. Оставайся. Но меня ты больше не увидишь и Жюли тоже.
Это был оглушительный удар, я чуть покачнулась, неверяще посмотрела на папу.
— Это все? Вот так? Я…
— Ты — достойная дочь своей дуры-матери! Выбрать этого сосунка?! Он же ушел!
Папа, кажется, сам не верил в то, что говорил. А до меня начало наконец доходить…
— Ты не понял, пап. Илью ты совсем не знаешь. Как и меня. Он ушел, потому что оставил выбор за мной. И не между ним и тобой, нет! Я выбираю себя, пап. Не уверена, что ты поймешь, но я выбираю себя.
Он ничего не ответил, бросил на меня испепеляющий взгляд и вышел. Я осталась одна.