…Меркулова расстреляли в один день с Берия; интеллектуал, он вместе со своим соавтором (тоже покойным) написал в июле сорок первого года пьесу «Инженер Сергеев»; поставили в филиале Малого, гнали день и ночь; «товарищ Всеволод Рокк» – таков был его псевдоним – приезжал на репетиции вымотанный до крайности: надо было «
Мягкий и тактичный, Меркулов советы давал ненавязчиво, интересовался, какие реплики неудобны актерам, здесь же, в зале, вносил поправки золотым пером тяжелого «монблана».
После возвращения в кабинет чувствовал себя помолодевшим: с арестованными, которые пытались отрицать вину, работалось легче; вид пыток он не переносил; когда начинали работу
Евгения Думбадзе – когда он эмигрировал, поняв, что такое Берия, – убили по приказу давнего «друга и брата» в Париже; а ведь сидели за одной партой в Бакинском «Техникуме» – так тогда называли Высшую школу механики и конструкций, – вместе читали Маркса и Ленина; запрещенную литературу приносил Всеволод Меркулов: «Надо учиться владеть толпой; теория даст нам силу, чтобы повести за собою сирых и слабых, нуждающихся в Мессии…»
Лаврентий Берия, присланный на учебу в Баку сухумским меценатом Еркомишвили, держал запрещенную литературу в своей комнате – хватало на то, чтобы жить отдельно, благодетель помогал щедро. Один из старших друзей Берия, безымянный и незаметный, постоянно засиживался за полночь, читая Ленина, Маркса, Иордания, Троцкого, – дядя Авель Енукидзе, подвижник Революции, давал Берия самые интересные брошюры на грузинском языке.
Старший товарищ Берия был сотрудником охранки; используя эту дружбу, жандармы знали все, что происходит в «Техникуме».
Порою «товарищ» подбрасывал юноше деньги: «Лаврентий, запомни – революция против пуританства; ее спутники – поэзия и любовь; потом отдашь червонец, не думай об этом, пустяки, станешь архитектором – озолотишься…»
После Февральской революции, не став сдавать выпускные экзамены, видимо, опасаясь, что разоблачение «старшего товарища» (дурак не поймет, что дружил с осведомителем) может ударить и по нему, Берия сообщает друзьям, что добровольно уходит в армию: вести «пропаганду среди солдат». Он доехал до Ясс, но вернулся в Баку вскоре после победы Октября, когда меньшевики в Грузии провозгласили Республику, а во главе ее стал приятель Сталина – Чхеидзе.
– Я должен внедриться в их партию, – сказал Берия Серго Орджоникидзе, прибывшему тогда в Баку. – Я знаю, как бороться с врагами
И он получил санкцию на вступление в меньшевистскую партию – чем больше версий и слухов, тем затаеннее правда…
…В Тбилиси он расчетливо
Это снимало с него все подозрения, которые могли возникнуть в Баку, если бы кто-то всерьез занялся материалами охранки; не занялись; это дело профессуры, ученых, а их тогда отринули; впрочем, те и сами отнюдь не стремились сотрудничать с Лениным, Троцким, Каменевым, Зиновьевым и Луначарским.
За его освобождение боролись – «юноша рискует жизнью»; был депортирован из Грузии, в Баку встретили как героя.
Именно в то время к нему примкнули новые друзья – Гоглидзе, братья Кобуловы, Деканозов. С ними он прошел жизнь, с ними его вели на расстрел, который наблюдал Конев: маршал получил эту привилегию потому, что именно в кабинете Берия был убит его учитель – Блюхер.
Когда в Баку вступили англичане, Меркулова, Багирова и Гоглидзе посадили – были достаточно активны в своей революционной позиции; перестукивались в камерах Баиловской тюрьмы, искали, где «лидер», Лаврентий.
А Лаврентий спокойно пришел в «Техникум» и приступил к сдаче экзаменов на звание «архитектора» – оккупанты его не тронули, потому что
Перед тем как в Баку вошла Красная Армия во главе с Кировым и Орджоникидзе,