Она была создана для меня

Я хмурюсь. Сколько именно рук, по его мнению, у меня есть?

Его взгляд переходит на меня. — Ты готова к вызову?

Я подавляю вздох, который хочет вырваться у меня изо рта. Я знаю, что это значит: поздние ночи, ранние старты, возвращение к рутине. Возвращение к прежней жизни, хочу я этого или нет.

Прекрати, — ругаю я себя. Это то, ради чего ты работала. Тебе нужно перестать думать о Кайле, о Нью-Йорке и сосредоточиться.

Я делаю глубокий вдох, изображаю яркую улыбку и киваю. — Конечно. Давайте приступим к работе.

39

Кайл

Гвоздезабивной пистолет пробивает сосну насквозь, прикрепляя доску к стене. Я отступаю назад и осматриваю свою работу, ожидая ощутить гордость или достижение, но я все так же оцепенел, как и месяц назад, в день моего возвращения в Мэн.

Первым делом я позвонил Мюриэль Мердок и спросил, не нужно ли ей еще поработать над своим домиком. Я рекомендовал Дикси, другого знакомого подрядчика, но он был занят все лето, а Мюриэль все еще ждала, поэтому я ухватился за возможность поработать над ее домиком, несмотря на свои прежние сомнения. Я знал, что мне нужен действительно хороший проект, в который я смогу погрузиться с головой, чтобы у меня не было времени думать о Вайолет или Риче.

Я добился хороших успехов в работе над домом, но не таких больших в других делах. Не проходит и дня, чтобы я не думал о своем друге, о том, как он чувствует себя преданным из-за моих действий. Отсутствие его регулярных звонков с просьбой вернуться в город только усиливает мое чувство вины. И все же я не могу заставить себя сожалеть обо всем этом. Я жалею о том, что не боролся за Вайолет еще сильнее.

Она занимает мои мысли днем и ночью. Я не могу перестать пересматривать время, проведенное вместе. Как я и предполагал, все в моем домике напоминает мне о ней. Часть меня хочет сжечь это место дотла, как, похоже, я поступил со своей жизнью в Нью-Йорке.

Я опускаю гвоздодер и достаю из пояса рулетку, чтобы отмерить длину следующей доски. Уже семь, и мне пора собираться домой, но я не могу смириться с мыслью о возвращении в пустую хижину. Я знаю, что буду смотреть в потолок и думать о Вай, о той жизни, которую мы почти прожили вместе.

Интересно, как у нее обстоят дела на новой работе. То ли это то, чего она хотела, счастлива ли она. Надеюсь, что да, и чертовски надеюсь, что она не делает то же, что и я, работая все больше и больше часов, чтобы не видеть, насколько она несчастна. Надеюсь, она вовсе не несчастна.

Я поднимаю еще одну доску, моя спина протестует от усилий. Вздохнув, я понимаю, что пора заканчивать, иначе потом придется за это расплачиваться. Часть меня стыдится того, как легко я вернулся к своим старым привычкам — перетруждаться, чтобы не жить, а другой части меня просто наплевать.

После Вайолет, после проекта в Нью-Йорке, после прощальных слов Рича… ничто не имеет значения. Я никогда не чувствовал себя таким разбитым. Ни после того, как врачи сказали мне, что у меня панические атаки, ни после того, как мне пришлось оставить карьеру юриста и развалить отношения, ни после того, как я сбежал сюда, чтобы зализать раны. Может быть, потому, что та жизнь, которая была у меня тогда, не делала меня очень счастливым, если подумать. Не то, что я чувствовал с Вайолет, работая над домом на Фруктовой улице, просыпаясь рядом с ней каждый день, гуляя с ней по Бруклин-Хайтс…

Я затаскиваю ящик с инструментами в кузов своего грузовика и сажусь на водительское сиденье. Небо темнее, чем обычно. Лето почти закончилось, и осень уже подкрадывается к нам, но сегодня все усугубляется тем, что скопление тяжелых дождевых туч затуманивает весь оставшийся свет.

Я заставляю себя завести машину и включить передачу, после чего медленно, оцепенело выхожу из машины и направляюсь к домику. Всю дорогу я еду на автопилоте и только когда поднимаюсь по лестнице на крыльцо, понимаю, что приехал домой.

Это не может быть хорошо.

Внутри я снимаю рабочие ботинки и достаю телефон, рассеянно заказывая пиццу. Затем я крепко сжимаю телефон, уставившись на экран.

Я хочу позвонить ей. Я хочу услышать ее голос, сказать ей, как сильно я по ней скучаю, что я думаю, что мы совершили ошибку, но я не слышал от нее ни слова с тех пор, как все закончилось, и это не кажется честным — связаться с ней сейчас. Не тогда, когда она на другом конце страны, на новой работе, продолжает жить своей жизнью.

Не тогда, когда Рич сказал мне никогда больше с ней не разговаривать.

Я пытаюсь уважать их обоих, уважать то, о чем они просили, но это нелегко. Интересно, поделился ли Рич этим с Ди, поговорил ли он с Вайолет об этом, рассказала ли она ему о том, что между нами произошло, — правду о том, как все было, — или же он оставил наш спор при себе.

Я качаю головой, отбрасывая телефон и доставая из холодильника бутылку воды.