Здесь букет, обращённый в гербарий,Между летних и ловчих страницВосхищённые корни пускает,Босиком прорастая сквозь них.Он уже не букет, а танцовщик,Отражённого сада шпион,В белой пляске выходит на площадьИ оглядывается, поражёнБлёклой мощью страничных строений,Всем буквальным, совсем неживым.Он листами схватился за стену,И листы не выдерживают нажим.Гнётся улиц кордонная арка,В переплёте заводится дверь,Как ключом от такого подарка,На который не можешь смотреть,Только смотришь. И он тоже видит.У него нет ни глаз, ни лица,Но, обученный чтению, выйдет,Чтобы всё долистать до конца,До комка, до зелёного праха,До пятна на изгибе угла.Перед ним довоенная ПрагаИли Рим, обновлённый дотла.Спит трава и пожухли куртины,Пахнет запах – не пыль, не бензин.Плавкий ветер себя закрутил бы,Если б кто-то его не свинтил.Он траву подожжёт и закурит,И его травяная ладоньРазомнётся над голой фактуройВсей поверхностью разных сторон.Это старый сюжет и старинный,Желтоватый на сгибах язык,А вглядеться – ни Праги, ни Рима,И неясно, к чему он приник.Это твердь, или смерть, или тени,Или Тверь по дороге туда,Где у бывших цветами растенийОтрастают свои города.«Ангелы подтягивают Землю голосяным канатом…»
Ангелы подтягивают Землю голосяным канатом,Тот и этот подтягивают землеГолосяным канатом,Хрусталём прокуренной парусиныБелую твердь, и твердь золотую,И смерть, и дверь, хл'oпком хлопочущую впустую.Смерь его длины, его величины,Его крепкие нитки неразличимы,Неугасимы,Тянут-потянут, и так, натянутые до упора,Неразрывно связывают горло и горлодёра.«Когда оратор и оратай…»
Когда оратор и оратайТак перепутают свой труд,Что станет раной вороватойКолючее гнездо подруг,Путь предпоследний и обратныйТак перепутают свой трупС травой, землёй, лежалой ватойПеремежая петли пут,Что весь один пообок встанетИ подглядит из-под бровей,Как тает явными местамиОворобелый муравей —Мелиоратор и локатор,И черно-белых крошек кладСуёт шестой и пятой лапойВ раздвинутые рты ребят.«Просто снять шелушащийся слой…»