Она днём спит

Старик, идущий в планетарий,
Двадцатый год, тридцатый год.
В могучей поднебесной таре
Такое небо настаёт,
Что не звезда с звездою скажет,
Но кресло выкрикнет спине,
Как пахнет холодом и сажей
На круглых улицах извне.
Так говорит озон беззвёздной,
Ещё не взрезанной серпом
Арбузной корочки морозной
Под долговязым грузным ртом.
Дымы уходят в стратосферу,
Не выкликая имена.
Да, мы уходим, страстотерпцы,
Не выключая и меня.
Но здесь меня ещё не будет,
Где душный вязкий кинозал
Дрожит, как бы воздушный студень,
Чуть приникающий к глазам.
Старик, в нём видя ночь и утро,
Ещё медведиц и волков,
Становится живым, как будто
На самом деле не таков.

«Здесь долгий дом под хлопьями тумана…»

Марии Галиной

Здесь долгий дом под хлопьями тумана,
Он долгий ввысь, он высокоэтажный,
И у него в окне зияет рана
От занавески хлопчатобумажной.