Она друг Пушкина была. Часть 1

— Теперь ты понимаешь, — почему повесть твоя стрелой вошла в моё сердце, вот почему я открылся перед тобою.

Разговор с другом не остудил его горячую голову. Он, поэт гражданской лирики, вдруг запел соловьём. Всего шесть любовных посланий — во всём его творческом наследии, и все шесть посвящены очаровавшей, околдовавшей его польке! Эта неожиданная страсть подняла его на такие высоты поэзии, что, задержись он на них, сбылось бы предсказание Пушкина: Рылеев будет министром на Парнасе!..

Я не хочу любви твоей,
Я не могу её присвоить;
Я отвечать не в силах ей,
Моя душа твоей не стоит…

А дальше — отзвуки их бесед. Красавица пыталась внушить ему христианские добродетели. Он возражал ей:

Прощаешь ты врагам своим —
Я не знаком с сим чувством нежным
И оскорбителям моим
Плачу отмщеньем неизбежным.
Лишь временно кажусь я слаб,
Движеньями души владею;
Не христианин и не раб,
Прощать обид я не умею…

Зароненное в душу поэта любимой женщиной зерно христианского всепрощения проросло не сразу. Потом в тюрьме, когда было столько времени для раздумий, когда не было никаких сомнений в ожидавшей его участи, он вспоминал свою лживую мучительницу, их задушевные беседы, её слова о необходимости прощать врагам обиды. Он до конца жизни был уверен в её вероломстве, но сумел простить. На пороге в другой мир Рылеев стал христианином. На кленовых листьях выколол иголкой стихотворение и сумел передать его князю Е. П. Оболенскому в соседний каземат.

Ты прав: Христос — спаситель наш один, —
И мир, и истина, и благо наше.
Блажен, в ком дух над плотью властелин,
Кто твёрдо шествует к Христовой чаше…

Какое неожиданное взросление человеческого духа! Этот приобретённый — в отмеренные судьбой мгновения жизни — дар завещал в последнем письме к жене. У него было всего лишь одно предсмертное желание: Настеньку благословляю… Старайся перелить в неё твои христианские чувства, и она будет счастлива, несмотря ни на какие превратности в жизни…

Стихотворение «К N. N.» — исповедь самому себе в часы бессонницы. Без всякого сомнения, оно не попало к той, кому адресовано. Не мог же он объяснить ей единственную — не нравственным долгом перед семьей рождённую — причину отказа от её любви: Любовь никак нейдёт на ум: / Увы! моя отчизна страждет, — / Душа в волненьи тяжких дум / Теперь одной свободы жаждет.

Днём он брал себя в руки — будни были полны забот. Редакторская работа в «Полярной звезде», встречи с соратниками, заседания Думы, судейские обязанности. А по ночам вновь кошмары, борьба со страстью, слёзы бессилия. Он лишился сна, стал говорить вслух с самим собой. И вновь хватался за перо — чувства звенели незнакомой ему музыкой любви.

Покинь меня, мой милый друг!
Твой взор, твой голос мне опасен:
Я испытал любви недуг,
И знаю я, как он ужасен…
Но что, безумный, я сказал?
К чему укоры и упрёки?
Уж я твой узник, друг жестокий,
Твой взор меня очаровал!
Я увлечён своей судьбою,
Я сам к погибели бегу:
Боюся встретиться с тобою,
А не встречаться не могу.

Рылеев продолжал ездить в дом К. Казалось, все сговорились потворствовать его страсти. Когда он несколько дней не появлялся у неё, приезжал кто-нибудь из друзей и почти насильно увозил его к ней. То, чего он так боялся, свершилось. Прекрасная госпожа К. сумела соблазнить поэта. Он удивлён — куда исчезли страдания, грусть, тревоги? Он полон счастья. Любовь окрылила, возродила, душа поёт — рождается «Элегия».