Читаем Она как все или Wild Thing полностью

Феофан. Вот тебе и да! Тем более что мы с этим человеком договорились, и я обещал, что мы сможем с ним пообщаться. Надо быть верным своему слову. Правда?

Муза. Конечно.

Феофан. Ага... я бы и не просил тебя уходить... только, кто знает, как он воспримет тебя. Объяснять ему, что ты, мол, моя Муза — это так личностно, даже где-то отчасти интимно. То да се. Он может и не понять, так как нужно! А я вдруг не смогу объяснить... Это ведь вот. Как бы. Да. Что же.

Муза. Но как же тогда?

Феофан. Вот видишь, даже ты не знаешь. Ведь жизнь, жизнь-то она... тут и там, туда и сюда, улетел и пришел, разбил и построил, полюбил и убил... потом съел... потом выплюнул, а то и хуже того. Мы все то больше меньшего, то дальше ближнего. У меня была она знакомая, так вот, она... или нет. Я... нет, не читал об этом никогда.

Муза. О чем?

Феофан. Я и не помню о чем. Мне таких книг читать не приходилось

Муза. Все эти журналы, газеты, разные сайты... настолько как-то...

Феофан. Да уж. Столько времени убил я на вот такое.

Муза. Но теперь-то ты, я надеюсь...

Феофан. Теперь-то с этим все, покончено, дело труба! Но скоро ко мне придут, и я бы не хотел бы зря смущать моего гостя. Не прятать же мне тебя в шкафу. Смешно! Ха-ха-ха!

Муза. Если это так необходимо, то я уйду.

Феофан. Обиделась? О... о... о... Прошу тебя, не обижайся...

Муза. Я поняла, что так нужно и сделаю так, как ты просишь.

Феофан. Вот и отлично! мы начинаем понимать друг друга! Послушай... может быть, ты купишь хлеб, сыр... ведь не только пищей духовной. Я бы и сам сбегал, но вот времени нет, черт, не успею.

Муза. Ладно, я все сделаю.

Феофан. Вот, возьми кошелек. Сумка у двери. Да, вот еще что... возьми пару бутылочек вина... то есть... нет, я пить его не стану, я глинтвейн сварю. Добавлю сырой корицы, сахарку разного... это мне для лечения нужно, я простужен. Их бин кранк... Ох, да. При простуде глинтвейн — первое дело! Выпил перед сном — и спать, и никакого тебе на хер туповатого пьянства. Брутальщины этой животной! Гете, кстати, глинтвейн обожал. И Бодлер. То есть, Верлен. И Пьер Марнэ.

Муза. Я ничего не понимаю в винах.

Феофан. Ну ничего сложного вообще-то... купи там что-нибудь, ладно?

Муза. Ладно. Ну я пошла. (Уходит.)

Феофан. Пока. Ну вот, успел. (Прибирает в комнате. Звонок в дверь.)

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Феофан и Елена.


Феофан. Как хорошо, что ты пришла. Как замечательно.

Елена. Ты рад, да?

Феофан. Как здорово. Ха.

Елена. Ну, я же обещала, что приду. Ах, я иногда просто даже не понимаю, что со мной делается. Не знаю.

Феофан. Ну да, это уж.

Елена. Порой целые дни нахожусь в каком-то странном, в диком состоянии. Дергаюсь с утра до вечера. Порой.

Феофан. Бывает.

Елена. Даже ночью.

Феофан. Ну, ночью-то... Еще бы. Тут уж.

Елена. Правда? Ты понимаешь меня.

Феофан. Ну, я да, ага. Ха.

Елена. То ничего не делаю целыми днями — и в тоже время чем-то занята. Порой.

Феофан. Или это кажется...

Елена. Или?

Феофан. Ну, или как-то по-другому.

Елена. Я так устала от всего.

Феофан. Да, все это. Достало просто по черному! Задолбало. Ух как!

Елена. Так часто нервничаю... просто ненормальной становлюсь. Куда-то спешу. Порой.

Феофан. Я вот тоже. Иногда.

Елена. Что ты тогда делаешь? Раньше я принимал седуксен, но теперь он на меня не действует. Я так возбуждена чем-то! Все время, вернее часто чего-то хочу, но уже и сама порой не понимаю, чего именно.

Феофан. Надо развеяться, переменить обстановку. Уехать куда-то. Там и тут. Туда и сюда.

Елена. Но куда? В Таллин? В Петрозаводск? В Хабаровск? В Ухту?

Феофан. В Инту. Или в Черноводск. Паровозный музей там есть, самолетное кладбище.

Елена. Ты думаешь? Порой.

Феофан. Порой.

Елена. О, да. Порой.

Феофан. Когда все меняется, что-то становится чем-то.

Елена. Однажды я поехала в Новоизборск. На фестиваль.

Феофан. Ну да, бывал я там. Славный городок, весь под землей вольно раскинулся.

Елена. На поезде пришлось ехать. Самолеты из-за сильного града отменили.

Феофан. Что за фестиваль-то?

Елена. Сначала он должен был быть вроде как театральным, но получился будто бы джазовым.

Феофан (вяло). Джаз этот... музыка для толстых. Негры. Мулатки. Зулусы разные.

Елена. Поезд туда шел дня два с половиной. Или дольше, не помню. Необычная такая поездка.

Феофан. Надо, надо как можно чаще менять обстановку.

Елена. Да. Да. Я такая вся нервная... Порой.

Феофан. Тебе это даже где-то идет.

Елена. А где?

Феофан. Ну, вообще.

Елена. Ах, та поездка... я ехала в двухместном купе, вместе с военным. Он был генерал или просто командир, хотя молодой, лет двадцать, не больше. Или все же генерал.

Феофан. Маршал. Я не служил. Не хотел.

Елена. Двадцать два ему было.

Феофан. Забил я на это дело.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Пигмалион. Кандида. Смуглая леди сонетов
Пигмалион. Кандида. Смуглая леди сонетов

В сборник вошли три пьесы Бернарда Шоу. Среди них самая знаменитая – «Пигмалион» (1912), по которой снято множество фильмов и поставлен легендарный бродвейский мюзикл «Моя прекрасная леди». В основе сюжета – древнегреческий миф о том, как скульптор старается оживить созданную им прекрасную статую. А герой пьесы Шоу из простой цветочницы за 6 месяцев пытается сделать утонченную аристократку. «Пигмалион» – это насмешка над поклонниками «голубой крови»… каждая моя пьеса была камнем, который я бросал в окна викторианского благополучия», – говорил Шоу. В 1977 г. по этой пьесе был поставлен фильм-балет с Е. Максимовой и М. Лиепой. «Пигмалион» и сейчас с успехом идет в театрах всего мира.Также в издание включены пьеса «Кандида» (1895) – о том непонятном и загадочном, не поддающемся рациональному объяснению, за что женщина может любить мужчину; и «Смуглая леди сонетов» (1910) – своеобразная инсценировка скрытого сюжета шекспировских сонетов.

Бернард Шоу

Драматургия
Дело
Дело

Действие романа «Дело» происходит в атмосфере университетской жизни Кембриджа с ее сложившимися консервативными традициями, со сложной иерархией ученого руководства колледжами.Молодой ученый Дональд Говард обвинен в научном подлоге и по решению суда старейшин исключен из числа преподавателей университета. Одна из важных фотографий, содержавшаяся в его труде, который обеспечил ему получение научной степени, оказалась поддельной. Его попытки оправдаться только окончательно отталкивают от Говарда руководителей университета. Дело Дональда Говарда кажется всем предельно ясным и не заслуживающим дальнейшей траты времени…И вдруг один из ученых колледжа находит в тетради подпись к фотографии, косвенно свидетельствующую о правоте Говарда. Данное обстоятельство дает право пересмотреть дело Говарда, вокруг которого начинается борьба, становящаяся особо острой из-за предстоящих выборов на пост ректора университета и самой личности Говарда — его политических взглядов и характера.

Александр Васильевич Сухово-Кобылин , Чарльз Перси Сноу

Драматургия / Проза / Классическая проза ХX века / Современная проза
Испанский театр. Пьесы
Испанский театр. Пьесы

Поэтическая испанская драматургия «Золотого века», наряду с прозой Сервантеса и живописью Веласкеса, ознаменовала собой одну из вершин испанской национальной культуры позднего Возрождения, ценнейший вклад испанского народа в общую сокровищницу мировой культуры. Включенные в этот сборник четыре классические пьесы испанских драматургов XVII века: Лопе де Вега, Аларкона, Кальдерона и Морето – лишь незначительная часть великолепного наследства, оставленного человечеству испанским гением. История не знает другой эпохи и другого народа с таким бурным цветением драматического искусства. Необычайное богатство сюжетов, широчайшие перспективы, которые открывает испанский театр перед зрителем и читателем, мастерство интриги, бурное кипение переливающейся через край жизни – все это возбуждало восторженное удивление современников и вызывает неизменный интерес сегодня.

Агустин Морето , Лопе де Вега , Лопе Феликс Карпио де Вега , Педро Кальдерон , Педро Кальдерон де ла Барка , Хуан Руис де Аларкон , Хуан Руис де Аларкон-и-Мендоса

Драматургия / Поэзия / Зарубежная классическая проза / Стихи и поэзия