Складываю руки на груди и расставляю ноги чуть шире, намереваясь не отходить ни на сантиметр:
– Ровно то, что я сказала.
Она прищуривается и смотрит за мою спину туда, где стоят мужчины:
– Дарий… как вас там? Оставьте нас. Вам наверняка уже пора домой.
– Не хочу вас расстраивать, – притворно ласково говорит Дарий и подходит ко мне, останавливаясь рядом. – Но я дома, а вот вы в гостях. Поэтому советую чуть снизить тон.
– Ты как со мной разговариваешь?!
– Пока еще вежливо, – спокойно отвечает Дарий, и я готова молиться на его умелый сарказм, потому что сама не придумала бы ответа лучше.
Мать хлопает ресницами, такой обескураженной я ее еще не видела. Зуб даю, если бы не плотная тональная основа, она покрылась бы багровой сыпью ненависти.
– Пошел вон отсюда, я сказала! – кричит она. – Сережа, ты это слышал? Вот! Вот о чем я тебе все время твержу! Она неуправляемая, неотесанная! Взгляни только с кем связалась?! И все это из-за тебя! Ты уговорил меня оставить…
Она замолкает, а меня словно к полу прибивает ее неоконченная фраза. Ноги слабеют, грудь горит от хриплого ядовитого вдоха.
– Оставить? – выдыхаю я.
– Лара! – грозно рычит папа не своим голосом. – Жди меня в машине!
– Что?! – мать захлебывается желчью и возмущением.
– Подожди меня в машине, – уже тише, но с еще большим давлением повторяет он.
Мать опускает взгляд, а я продолжаю сверлить ее нетерпением.
– Что ты имела в виду? Что папа уговорил тебя оставить?
– Лара, выйди отсюда! – свирепо произносит отец.
Она поднимает голову, и я закрываю глаза от громкого выстрела в упор.
– Катюш, – тихо зовет Дарий, – хочешь, я…
– Вернись к себе, пожалуйста. Мне нужно поговорить с папой, – с механическим равнодушием прошу я.
– Уверена?
– Как никогда.
Дарий обнимает меня чуть крепче и целует в волосы, подбадривая и успокаивая. У меня теперь есть поддержка, такая, о какой я и не мечтала, поэтому даже самая страшная правда не кажется смертельной. Дарий молча покидает квартиру, шагаю к чайнику и включаю его, щелкая кнопкой.
– Выпьем чаю? – ласково предлагаю я, обернувшись к отцу. – Снимай куртку и проходи.
Он грустно кивает и стягивает теплую куртку с плеч. Заправляю постель и достаю крошечный раскладной столик из шкафа, папа тут же забирает его у меня и устанавливает перед кроватью. Завариваю чай, пальцы обжигают горячие керамические стенки чашек, но я спокойно переношу их и опускаю на стол. Садимся с папой рядом лицом к лицу, он первый отводит взгляд, принимаясь наблюдать за танцующим в воздухе паром.
– Я слушаю, – говорю приглушенно.
– Это не лучшая тема для разговора в день рождения, – невесело хмыкает он.
– Все уже случилось. Не могу сказать, что сильно удивлена, и все же хочу понимать ситуацию целиком.
Папа тяжело вздыхает, действительно тяжело, словно его грудь сдавливают невидимые цепи. Не одна я мучилась все это время, мы все болтались на этой виселице.
– Она хотела сделать аборт? – спрашиваю я напрямую.
– Да, – хрипло отвечает папа. – Я был против, поэтому… настоял на своем. Сделал ей предложение, собрал родителей и сказал, что женюсь. Малышка, прости меня. Прости за все. У меня нет оправданий, нет ничего, что могло бы все исправить. Я любил твою маму, и когда появилась ты, полюбил и тебя. Я так надеялся, что…
– …она тоже меня полюбит, – с осколками разбитого сердца, впившимися в горло, заканчиваю я.
– Мне очень жаль. Даже сейчас, спустя столько лет…
– Двадцать, если быть точным, – подсказываю я, горько усмехаясь.
– Я не вижу правильного выхода, дочь. Не понимаю, что должен был сделать. Ты – лучшее, что могло бы со мной случиться, и я не жалею о своем решении, но…
– Она винит тебя, да? Говорит, что ты испортил ей жизнь. Я часто слышала эти слова, когда вы ссорились, но только теперь понимаю, что именно они значат.
Папа тянется к чашке, его пальцы дрожат, губы сжаты, а лицо серое. Ему больно, ему было хуже, чем мне или матери, потому что он один нес на себе груз вины, который мы обе на него возложили. Ситуация сложная, с какой стороны ни зайди, везде тупик или пропасть. Я сама не вижу правильного варианта для того, чтобы исправить прошлое. Зато точно знаю, что поможет нам в будущем.
– Пап, – тихо зову я, и взгляд застилает пелена слез, – посмотри на меня.
Он медленно поднимает голову, с моих ресниц срывается пара теплых капель и скользит по щекам. Широко улыбаюсь и произношу с искренней теплотой:
– Спасибо, что сделал это для меня. Жизнь иногда бывает сложной, не все идет по плану, не все поддается контролю, но… мне она нравится. Правда. Спасибо тебе.
– Катенька, – сбивчиво произносит папа, и его глаза предательски краснеют.