Она что, следила за мной? Тело напрягается, ощущая угрозу, страх сковывает каждую клетку. Глаза матери темнеют, на лице появляется победный оскал:
– Да, да, моя дорогая, я знаю все о твоей жизни. То, что мы не общались, еще не значит, что я оставила тебя без присмотра. Шутки закончились, теперь…
– Теперь ты уйдешь отсюда, – говорю я не моргая.
– И не подумаю! Ты будешь меня слушаться, хочешь этого или нет! Мы с отцом снова вместе, снова семья, и я не допущу, чтобы наша дочь…
– Пошла вон! – не сдержав порыв, выкрикиваю я.
– Вот как ты заговорила? Хорошо, – прищуривается она. – Я скажу отцу, чтобы он перестал посылать тебе деньги. Раз ты уже такая взрослая, решай свои проблемы сама!
– У меня нет проблем, кроме матери, которая возомнила себя богиней и требует поклонения! – верещу я, крепко зажмурившись.
– Знаешь что?!
Ее вопль тонет в грохоте музыкальных басов, через стену доносятся громкие слова песни «Канги – Вали». Нецензурная строчка припева, отправляющая по всеми известному маршруту, вызывает у меня широкую улыбку.
– Обожаю своих соседей.
Мать нервно передергивает плечами и возвращается в комнату. Певец все продолжает гнуть свою линию, посылая нежеланную гостью куда подальше, но она не торопится уходить.
– Я не шучу, Катя.
– Мой сосед тоже, – весело отвечаю я.
– Думаешь, это смешно?
– Думаю, тебе пора.
Мать презрительно хмыкает и шагает к входной двери, окутывая меня порывом воздуха с ароматом ее приторно-сладких духов. Хватаю коробку с лапшой и опускаю в нее нос, чтобы перебить запах человека, которого я всей душой ненавижу. Громкий хлопок сотрясает стены, и я опускаю плечи, наконец почувствовав себя в безопасности. Прижимаю ладонь к груди, чтобы успокоить сердцебиение, и проглатываю колючий ком в горле. Сегодня какой-то день битв и страданий?
Музыка через стену все еще грохочет. Усмехаюсь и шагаю к двери на балкон, чтобы остановить концерт, иначе Дарий может получить тысячу и одну жалобу от остальных соседей. Кожа покрывается мурашками при встрече с вечерним воздухом, закрываю распахнутое окно и поворачиваюсь к торцевой части балкона. Дарий поднимается с кресла с планшетом в руках и бегло тарабанит пальцами по экрану. Музыкальный фон меняется, теперь на весь дом звучит припев песни Кипелова «Я свободен». Заливисто смеюсь и подхожу к окну, что выходит на балкон Дария, открываю створку и жестом показываю соседу сделать то же самое.
Дарий убавляет звук музыки и выполняет просьбу, выглядывая на улицу. Его темные волосы треплет ветер, глаза светятся превосходством, не требующим доказательств и подтверждений, а смуглую кожу нежно целует заходящее солнце. Не знаю почему, но сейчас он кажется еще привлекательнее, чем прежде. Может быть, это от того, что он дважды за сегодня без особых на то причин встал на мою сторону и попытался помочь, а может… от того, что он смотрит на меня так, будто видит перед собой кого-то удивительного.
Заправляю за ухо короткую кудряшку, запутавшуюся в ресницах, и улыбаюсь:
– Теперь я смело могу заявить, что обожаю твой музыкальный вкус.
– Мама оценила?
– Она никогда не забудет этот трек.
– Что ж, я рад, – безэмоционально бросает Дарий.
От его взгляда дыхание тяжелеет, тепло поднимается от шеи к лицу. Он чего-то ждет, хоть и не показывает это открыто, но я ведь догадливая, сама все понимаю.
– Простым спасибо я не обойдусь, верно?
– Уже точно нет. – Лукавая ухмылка касается его губ.
Дарий снова рассматривает меня, будто слой за слоем снимая лживые оболочки. Дарий Викторович что-то задумал, вижу это по теням, что гуляют в его глазах, но пока не могу решить, как реагировать. Игра продолжается, и трудно сказать, кто теперь во главе.
– Чего ты хочешь? – деловито спрашиваю я.
Дарий пожимает плечами и демонстративно задумывается. Тянет время? Изводит меня? Ну что за вредный старикан!
– Помощи в ответ, – наконец отвечает он, не спеша раскрывать карты.
– Все что угодно для моего спасителя, – язвительно говорю я.
Дарий прищуривается, явно не оценив мои метаморфозы, отклоняется и показывает указательный палец, намекая подождать его одну минуту. Супер! Можно передохнуть и подумать! Что бы Дарий ни предложил, я должна принять это с достоинством. Да, именно так! Смотрю во двор: мать садится за руль отцовской машины и громко хлопает дверью. Мысли тянутся к папе, холодное прикосновение печали ощущается в районе груди. Как сильно нужно любить человека, чтобы терпеть все, что терпит он? Как сильно нужно ненавидеть себя для этого?
– Кхм-кхм, – слышу недвусмысленное покашливание.