Она Мальвина (СИ)

— Но утром трудно встать? — с лёгкой иронией проговорила Мальвина.

— Не смейтесь, прошу вас, над недостойным поэтом. Поверьте, я готов вам служить!

— На самом деле?

— Не сомневайтесь!

— А если я кое о чём вас попрошу?

— Приказывайте, Мальвина! Не просите — приказывайте!

Мальвина наклонилась к уху лежавшего на подушках Пьеро и прошептала:

— Сведите с ума Карабаса-Барабаса. Так, чтобы он попал в лечебницу для душевнобольных.

Глаза Пьеро расширились:

— Какая необычная просьба! Но как мне сделать это?

— Думайте. Вы — мальчик. А мальчики могут всё, если захотят.

— И тогда вы полюбите меня и станете моей женой?

— Я не могу вам обещать ни любви, ни свадьбы. Но я буду вас уважать.

— А разве уже сейчас вы не уважаете меня?

— Только как куклёнка. Вы славный, воспитанный, вы талантливы. Эти качества я уважаю в вас. Но я пока не могу уважать вас, как мальчика. Вы поняли меня?

========== Глава 40. Мальвина получает паспорт и упрекает кукол за то, что они не поддерживают Прозерпину ==========

Через несколько дней к окошку чуланчика Мальвины прилетела весёлая сорока и вручила ей паспорт:

— Поздравляю тебя, Мальвина, отныне ты — полноправная гражданка Тарабарского королевства!

Мальвина была счастлива, как никогда. Тихонько смеясь, она упала спиной на кровать и принялась рассматривать только что полученный паспорт.

Но в эйфорию радости впасть не удалось. За дверкой чуланчика послышался душераздирающий вопль вместо привычного грохота ног обучающихся танцам деревянных кукол. Мальвине пришлось встать и отправиться посмотреть, что там происходит.

Карабас-Барабас ловил Прозерпину, собираясь отправиться с ней к мастеру по дереву. Деревянная кукла вопила, как сумасшедшая, носилась по всем коридорам, пряталась под кресла и табуретки, а её хозяин, оскалив здоровенные зубы, бегал за ней.

Несчастная кукла забралась было под его кровать, он схватил длинную палку и орудовал ею, пока не вытащил орущую диким голосом Прозерпину. И, связав, бросил в холщёвую торбу.

Остальные куклы притихли в ужасе, понимая, что снова произойдёт что-то очень страшное. ” — Как же мне здесь надоело, — подумала Мальвина, — скорей бы уже змеи и птицы нашли для меня какое-то жилище в лесу и я могла бы отсюда уйти. Больше видеть не могу ни Карабаса, ни Прозерпину, ни остальных кукол.»

Едва Карабас-Барабас покинул дом, как куклы принялись говорить между собой:

— Что-то он творит с ней, что-то творит! Как бы с нами такого не случилось, как бы с нами не случилось!

— Такое случиться может с кем угодно, — холодно проговорила Мальвина. — И, наверно, это труднее выносить, когда тебя не поддержат даже твои близкие.

— Но как же мы можем её поддержать, если нам страшно даже смотреть на неё?

Мальвина вздохнула:

— Мне жаль, очень жаль, но, кажется, я так и не перевоспитала вас. Плётка Карабаса-Барабаса так вас ничему и не научила. Хотя бы тому, что в беде следует держаться вместе, а не порознь. Но разве вы поймёте, если у вас нет ни души, ни мозгов.

— Но что мы сделали, что плохого мы сделали?

— Вы ненавидели меня за то, что я из глины, а не из дерева. Так почему же вы не любите Прозерпину? Она же ваша сестра. Вы всегда были с ней заодно.

— Прозерпина ненавидела тебя сильнее других. Почему же ты ей сочувствуешь?

— Я не сочувствую. Удивляюсь только, почему не посочувствуете вы своей сестре из одного дерева.

Когда Прозерпину принесли домой снова без сознания со странно изменившимся телом — округлившимися и сузившимися плечами, потончавшими руками и пальцами и узкой талией, перетянутой окровавленными бинтами, куклы снова так и не решились подойти к ней. На это осмелился только Пьеро, пристыженный словами Мальвины, затем — Арлекин. Они просто стояли возле лавки с лежавшей на ней без сознания Прозерпиной и не знали, что сказать.

Позже, когда Прозерпина пришла в себя, он подносили ей воду, когда она просила пить, но не находили слов утешения, просто не зная, что хорошего можно ей сказать в таком её положении.

Прозерпина никак не вылезала из ада. Ещё через некоторое время её снова отнесли к мастеру по дереву и она стала обладательницей гладкой, как атлас, поверхности тела розово-телесного цвета и пышной копны волнистых шёлковых рыже-красных волос. Но ничего это её не радовало. Она сидела по целым дням и смотрела остекленевшими зелёными глазами в одну точку, как будто лишилась рассудка.

Карабас-Барабас рвал и метал, он орал на неё, требовал, чтобы она пришла в себя и начала репетиции, но кукла как будто не слышала её и даже запугивания и угрозы не вызывали в ней былого страха.

Мальвина пробовала с ней заговорить и только тогда она, вроде бы немного оживилась.

— Теперь ты тоже красива, — говорила ей фарфоровая кукла. — Красота всё-таки досталась тебе, пусть даже ценой тяжких мучений. Это причина для счастья. Ты же мне всегда завидовала, так сильно ты хотела тоже быть красивой.

— Я не хотела быть красивой, — еле выдавила своими новыми алыми губами Прозерпина, — я хотела, чтобы ты тоже стала уродиной!