И Карабасу пришлось перетащить Прозерпину в свою спальную и самому ухаживать за ней. ” — Ничего, — успокаивал он себя, — сейчас позанимаюсь этим гадким делом, зато потом она принесёт мне кучу денег и я перестану зависеть от той фарфоровой.»
Прозерпина провалялась на лавке день и ещё одну ночь, затем смогла вставать и выходить из спальной Карабаса. Куклы шарахались от неё с истошными криками, полными панического ужаса и Карбаса-Барабаса смешило это.
Ещё через три дня он вновь запихнул её в холщёвую торбу и отнёс к Алоизо, чтобы тот снял с неё бинты.
Маска удачно приросла к лицу Прозерпины. Теперь у этой куклы было совсем другое лицо: розовое, румяное, овал был округлым, мягким. Пухлый и алый, как кровь, рот. Маленький аккуратный носик, но не такой мелкий, как у черепа, какой когда-то был у неё. Глаза большие, но в меру, а не такие огромные пугающие глазницы, какие уродовали её лицо до операции. К тому же, на её глазах Алоизо нарисовал чёрной краской подводку, тянущуюся «кисульками» за внешними уголками глаз. Это Карабасу очень понравилось: подводка придавала зелёным злым с сумасшедшинкой глазам куклы какую-то демоничность. Над этими глазами разлетались наискосок тонкие коричневые брови.
Да, новое лицо Прозерпины было пригожим, но… Под подбородком у неё тянулось шея, туловище и конечности восково-жёлтого цвета; слишком широкие квадратные нескладные плечи, толстые руки; прямое, как бревно туловище, без всякого намёка на талию. И всё тело было какое-то бугристое, занозистое, неровное. А само хорошенькое личико окаймляла сбитая рыжая пакля волос.
— Ннн-дааа, толку-то, что я потратил на неё тридцать золотых, — с досадой проворчал Карабас-Барабас, остервенело плюнув себе под ноги.
— Красота слишком ценная вещь, чтобы стоить всего тридцать золотых, — заметил Алоизо. — Но если вы доплатите, я могу подправить остальное.
— Как же?
Маэстро деревянных дел взял в руки ножик и остриём указал на плечи Прозерпины:
— Я могу срезать вот тут и тут — и плечи станут более узкими и округлыми. Это не сложно, я возьму за каждое плечо всего по пять золотых. Руки слишком толстые, что делает из куклы безобразную раскоряку. Я смогу обтесать их так, что они станут значительно тоньше, тут работа не очень сложная, тут тоже по пять золотых. Пальцы, как видите, и вовсе какие-то несуразные, просто сардельки какие-то. Оттачивать каждый палец кропотливо, но за каждый палец мне больше двух золотых не надо. Итого за плечи и руки — сорок золотых.
— А тридцать я тебе уже заплатил, — угрюмо проговорил Карабас-Барабас, — стало быть, я потеряю всего семьдесят золотых? Однако…
— Ну, если вы не хотите, чтобы кукла выглядела изящнее и у неё не было талии, тогда да…
— А без талии-то она никуда не годится, — мрачно заметил Карабас-Барабас. — У фарфоровой-то талия, как гитара…
— Но талия — это уже сложная работа, здесь я вынужден запросить не менее пятнадцати золотых…
— Итого, восемьдесят пять, — мрачно выдавил из себя Карабас-Барабас.
— Зато ещё за пятнадцать золотых я доделаю всё остальное, не высчитывая мелочей: ошлифую каждый сантиметр на теле куклы так, что оно станет гладким, как атлас. Потом покрашу его в телесный цвет впитывающейся краской. И заменю ей волосы. Вот эту паклю выщиплю всю до волосинки, а потом приделаю ей копну из красно-рыжих волос, который будут сверкать, как шёлк.
— Сто золотых! — Карабас-Барабас схватился за голову.
Прозерпина, сидевшая в это время на рабочем столе Алоизо, слушала этот разговор и кукольное сердце её наполнялось холодным ужасом. Наконец, она не выдержала и произнесла:
— Вы так говорите, как будто собираетесь всё это делать не с живым телом!
========== Глава 38. Боль тебе только на пользу ==========
Карабас-Барабас с презрением посмотрел на неё:
— А ты уже не хочешь утереть нос Мальвине? Доказать, что ты лучше её?
— Но это же так больно…
— Не думал я, что ты такая неженка и так быстро сдашься! Я посчитал, что ты сильная и гордая. Поэтому хотел заменить Мальвину именно тобой. Поэтому выбрал именно тебя из этой жалкой стаи вонючих нытиков! Мне показалось, что ты не такая. Ты создавала впечатление, что ты лучше их!
— Но ведь то, что вы собираетесь делать со мной, невыносимо… Если уж так было больно, когда с лица стружки снимали, то что же будет, когда мне начнут тесать всё тело?..
— А ты хотела без боли? Победы без боли? Ты мечтательница, а не реалистка? — голос Карабаса-Барабаса сделался насмешливым. — Ты не была готова к боли? Ну, тогда считай, что та боль, что ты уже выдержала, была напрасной. Оставайся в тени Мальвины, мечтай о её платьях, её кровати и прислуживай ей!
Прозерпина молчала и плечи её вздрагивали.
— Ты колеблешься? Мы поможем тебе принять правильное решение! — проговорил Карабас-Барабас.
Вдвоём с Алоизо они схватили куклу и, растянув её на стоящей поблизости скамейке, покрытой белой простынёй, привязали за руки и за ноги. Прозерпина вопила и вырывалась, но ей вставили кляп и завязали рот…
Карабас-Барабас снова принёс её домой без сознания. Плечи, руки и каждый палец её были перевязанными окровавленными бинтами. Она едва дышала.