Она Мальвина (СИ)

” — А всё-таки хорошо было бы, если бы у кукол была собственная страна, — стараясь не обращать внимания на их заунывное пение, продолжала размышлять Мальвина, — потому что куклам было бы легче понять друг друга. Пусть бы в этой стране допускалось проживание и людей, но кукол должно быть намного больше и законы бы в ней писались такие, какие удобны куклам, а не людям. И домики должны быть кукольными, и мебель, и посуда — всё маленькое и красочное, в кукольном вкусе. Но строить это не могут фарфоровые куклы, им нельзя. Значит, сначала должны быть созданы куклы из более прочного материала, например, то же дерево. Они могли бы строить из кирпича, стать кровельщиками, плотниками, даже кузнецами. А потом, когда кукольная страна будет построена грубыми руками деревянных кукол, вот тогда можно создавать кукол из фарфора. Поскольку фарфоровые куклы изначально более умны и утончены, чем деревянные, они могли бы уже заниматься науками, искусством, изобретательством.»

Сирота я, сирота,

Сиротинушкаааа!

Согнулись плечи,

Согнулась спинушкаааа!..

Завывающее пение деревянных кукол всё-таки вторглось в думы Мальвины. Она повернула лицо к деревянным куклам, заходившимся в пении и раскачивающимся на ковре перед камином.

— Почему бы вам не спеть что-то более жизнерадостное, — предложила она.

— А нам не жизнерадостно! — буркнул Груша.

— Чем вы опять недовольны? По-моему, вы могли быть счастливы хотя бы потому, что вы не в доме Карабаса-Барабаса.

— А мы здесь тоже страдаем. Нас никто не любит и мы никому не нужны!

Мальвина чуть развернулась к ним вполоборота, подложив себе для удобства под бок подушку, предчувствуя, что предстоит серьёзный и долгий разговор.

— А почему бы вам не поступать так, чтобы вас любили и вы были кому-то нужны?

— Ха! — фыркнула Калисто. — Мы хотим, чтобы нас любили просто так, а не заслуживать чью-то любовь старанием!

— И чтобы нас любили, даже если мы поступаем так, чтобы нас ненавидели! — добавил Груша. — Чтобы нас любили, даже если мы дерзки, непослушны и упрямы!

Мальвина прищурилась:

— То есть, вы хотите любви безусловной и вопреки? Вам дрозд про это рассказал, в доме Карабаса-Барабаса?

— Откуда ты знаешь про дрозда?

— Неважно, откуда. Важно другое.

========== Глава 59. Серьёзный разговор по душам Мальвины с деревянными куклами ==========

Мальвина помолчала с минуту, потом продолжила:

— А почему вы считаете, что кто-то вас должен так любить?

— Но Буратино-то папа Карло стал любить вопреки всему.

— Ах, вот оно что! Да, Буратино повезло в этом смысле. Вам — нет. А по сему вы намерены так до конца дней жалеть себя и горевать о своей печальной доле, пока не сгниёте и не развалитесь?

— А что нам ещё остаётся?

— Почему бы вам самим не попробовать полюбить кого-то? Хотя бы друг друга.

— Ого, да это трудно! — проворчал Звездун.

— А почему нет? Вы вместе пережили страшное время, поддерживали друг друга, переживали за того, кого пороли плёткой…

— По правде говоря, мы не очень-то поддерживали друг друга. Когда нас запирали в сундук, мы там дрались между собой, пихались, чтобы себе было побольше пространства, да поудобнее устроиться. Да и насчёт плётки, тут каждый сам за себя переживал.

— Значит, трудно вам любить друг друга?

— А за что друг друга любить!

— Безусловной любовью или вопреки! — парировала Мальвина их же словами.

— Дааа, такой любовью нас, наверно, полюбить невозможно, — наконец, признал Амадео. — Уж очень мы гадкие…

— Так может, перестать быть гадкими? Может, попробовать развить в себе качества, чтобы стать хоть приятными друг другу? Или для папы Карло? Вы ведь постоянно огорчаете его, не цените доброго отношения.

— Трудно это, не быть гадкими.

— Что ж трудного? Надо начать с того, чтобы была причина уважать себя. Вы могли бы обучиться играть на каких-нибудь музыкальных инструментах, в театре не хватает музыкантов. Вот Прозерпина умеет танцевать джигу, а подходящей музыки нет. Джигу хорошо танцевать под звуки скрипки. Почему бы кому-нибудь из вас не попробовать ходить в музыкальную школу и не научиться играть на скрипке?

— А я должна под скрипку плясать? — процедила сквозь зубы Прозерпина, глядя на Мальвину исподлобья.

— Да. Ты же артистка, надо же тебе хоть что-то показать почтеннейшей публике.

— А меня спросили, хочу ли я быть артисткой? — в запале выкрикнула Прозерпина. — Хочу ли я потешать почтеннейшую публику? Хотела ли я быть красивой? Хотела ли я вообще быть куклой?

— Но ты уже кукла. И ты красива. Почему тебя это не радует?

— Потому что мне по ночам снится тот кошмар, когда меня резали и тесали живьём! Потому что я помню цену, какую я заплатила за эту проклятую красоту! А что она мне дала, что? Какой толк с неё?

— Красота не средство, красота цель, — ответила Мальвина.

— Да не было у меня такой цели! — голос Прозерпины повысился до предела. — И актрисой я быть не хочу! Я ненавижу театр! Ненавижу сцену! Я ненавидела всё это, когда ещё дядюшка Джоакино пытался нам навязать, что мы должны выступать перед публикой!

— Как странно, кукла не может не любить театр.

— А я вот могу! И ненавижу!