Она не Я

Каждая придирчиво рассматривала другую, словно пытаясь еще раз убедиться в том, что это – реально. Одно лицо на двоих. Один… муж.

Но вот она решительно шагнула вперед – смело, по-хозяйски, словно этим своим движением напоминала о том, кто здесь настоящая владелица всего. Кому принадлежит эта жизнь и… все, что к ней прилагалось. Включая Кирилла.

Она вошла в дом и показалось, что в этот момент взошло солнце, несмотря на кромешную тьму на улице, за ее спиной. Она была… блистательной, яркой, почти ослепляющей, несмотря даже на то, что была одета весьма просто. Ее уверенные движения, широкая улыбка невольно подавляли, заставляя ощущать себя на ее фоне бледной тенью.

Сердце болезненно заскрипело в груди, заболело, заныло. Как вообще Кирилл додумался заменить ее мной? Сейчас, когда мы стояли рядом, было совершенно очевидно, что ничего общего между нами нет. Как ни перекрась меня, во что ни одень – я не могла стать Юлей.

Да и не хотела!

Вся горечь, вся обида, вся злость на то, что была для мужа не больше, чем жалким подобием, дали мне сил на то, чтобы встать перед ней, мешая пройти дальше.

– Кто вы и что вам нужно? – спросила я холодно и в ее зеленых глазах отразилось удивление.

– Софи, кто там? – крикнул из гостиной Кирилл.

И прежде, чем я успела сказать хоть что-нибудь, Юля ответила – не мне, а моему мужу:

– Кирюша, я вернулась!

Это был не голос – зов сирены. Я никогда не говорила так. Даже не пыталась, зная, что, в отличие от многих других женщин, совершенно не умею кокетничать.

Послышались шаги и Кир вышел в прихожую с Лилианой на руках. Взгляд Юли метнулся к моей дочери: похоже, ее существование оказалось для женщины сюрпризом.

Но важнее сейчас было другое… То, как Кирилл смотрел на неподражаемый оригинал своей любви.

Неверие в его глазах смешалось с радостью. Нет, он не смотрел на нее – он пожирал взглядом. И я чувствовала себя так, будто в этот самый момент стремительно таю на глазах, почти что перестаю существовать.

– Юля? – выдохнул он и столь многое звучало в его голосе… точно это было не имя, а молитва.

И я больше не могла этого выносить.

– Значит, мне померещилось? – спросила язвительно, вставая между мужем и его бывшей. Напоминая себе из последних сил, что настоящая и законная теперь – я. И сознавая каждой клеточкой мозга, каждой точкой тела и уголком сердца: этот момент сейчас решит все.

– Так прогони ее, раз это всего лишь… выдумка, – добавила требовательно, ощущая, как подступает, накрывает, неминуемо подкатывает после всего пережитого, истерика.

Я успела уловить насмешливо-жалостливый взгляд Юли, адресованный мне, прежде, чем Кирилл без лишних слов передал мне малышку Лили и коротко бросил, точно собаке:

– Уйди, Софи.

Эти слова не просто ранили – они меня уничтожили.

– Что? – переспросила помертвевшими губами.

– Уйдите наверх!

И, более не добавляя ни слова, он схватил Юлю за руку и повел в сторону своего кабинета. А я осталась стоять там же, где он меня оставил: униженная, разбитая, едва живая.

Тонкий жалобный вой сорвался с губ. Еле чувствуя ноги, я отступила к дивану и рухнула на него. В ушах шумело, сердце билось надрывно, словно отсчитывая последние минуты, и весь мир словно перестал существовать. Как и я сама.

Но вот Лили вдруг заплакала: горько, громко, отчаянно, и этот звук привел меня в чувство. Моя девочка! Она нуждалась во мне, а значит, я не имела права расклеиваться. Не должна была впадать в саможаление, потому что от меня зависела моя дочь.

Кирилл ясно дал понять: для него нет никого важнее той, с которой он, не задумываясь, ушел. Ни я, ни Лилиана не сумели ее заменить, не стали неотъемлемой частью его жизни. Он прогнал нас, как бродяг, оставил ждать за закрытыми дверьми его дальнейших действий, его решения, словно судья – преступников. Но это не мы были виноваты перед ним, а он – перед нами. И как бы ни было больно, как ни было невыносимо сознавать, что я сыграла свою роль и больше ему не нужна, но остатки гордости заставили меня подняться на ноги. Заставили двигаться вперед, чтобы Кирилл наконец понял: я не позволю так поступать со мной и моей дочерью.

Я действительно пошла наверх. Прижимая к себе Лили, чтобы успокоить, вбежала на трясущихся ногах по лестнице, цепляясь одной рукой за перила, чтобы не упасть, не рухнуть под гнетом всего, что на меня обрушилось. Устроив дочь на постели, стала поспешно кидать в чемодан вещи первой необходимости – все, что могло понадобиться Лилиане и немного одежды для себя.

У меня были некоторые средства, чтобы продержаться первое время и понять, как действовать дальше. Хотя сейчас казалось, что единственное, чего я хочу – это никогда больше не видеть человека, сломавшего всю мою жизнь.

Я уже направлялась с чемоданом в одной руке и Лили в другой на выход, когда дверь спальни распахнулась и весь проем занял своей мощной фигурой Кирилл. Он быстро осмотрел меня, словно оценивал обстановку и брови его сурово сдвинулись на переносице при виде полностью забитого чемодана.

Мы встретились глазами и он сухо уточнил:

– Далеко собралась?