Она не Я

Словно по привычке, он подошел ко мне, склонился ближе, как делал это каждый будний вечер. И я всегда поднимала голову ему навстречу, тянулась к нему за лаской, как цветок неизменно, непобедимо тянется к солнцу. По коже прошла дрожь, когда почудилось вдруг: он ждет от меня того же и сейчас. Тело напряглось, застыло одной большой мурашкой, но я так и не отвела глаз от дочери, возившейся на любимом развивающем коврике. Кирилл прождал несколько мгновений и, к моему облегчению, отступил. Его фигура появилась в поле зрения, когда он подхватил на руки Лили: казалось, эти привычные действия были для него чем-то жизненно необходимым, безумно важным. И я никак не могла уложить в своем сознании того человека, каким он был со мной вчера и того, что вел себя сейчас так, словно ничего и не случилось.

Лили вновь приземлилась на коврик, довольная отцовскими объятиями и шаги Кирилла проследовали в кухню. Я слышала, как он через паузы попеременно открывает холодильник и плиту, заглядывает в шкафчики, словно не может поверить в то, что видит…

Недовольно хлопнув напоследок дверью, он снова вернулся в гостиную. Замер на расстоянии от меня, будто не решаясь переступить невидимую черту, сухо заметил:

– Если ты не намеревалась готовить ужин, могла бы предупредить. Я попросил бы Марию…

Упоминание имени помощницы пробудило во мне демонов. Вздернув подбородок, я наконец посмотрела на мужа и заметила с сарказмом:

– Марию? Боюсь, ей некогда. Она ведь теперь шпионит за мной.

– Софи, не говори глупостей, – поморщился он с досадой. – Я просто подумал…

Не став дослушивать, я резко парировала:

– Глупость – это рассчитывать, что в доме, который ты превратил в тюрьму, тебя по-прежнему будут ожидать любящая жена и горячий ужин. Что все, как раньше…

– А разве что-то изменилось?

Этот его вопрос, заданный небрежно-уверенным тоном, поразил меня до глубины души. Он и в самом деле считал, что после всего сказанного и сделанного ничего не изменится?.. Да как он себе это представлял в этих новых, открывшихся мне обстоятельствах?

– А разве нет? – ответила вопросом на вопрос, ощущая, как на кончике языка проступает горечь. От непонимания – своего, от непробиваемости – его.

– Ты все еще моя жена, – спокойно заметил он. – Ты все еще в этом доме. У нас общая дочь…

– Я все еще в этом доме только потому, что ты пригрозил отобрать Лилиану, если я посмею уйти!

– Я лишь пытался не дать тебе сделать ерунду сгоряча.

Его самоуверенность поражала, хоть он и всегда был таким. Но прежде я не знала, что значит чувствовать ее на себе с такой стороны, когда мы – почти что враги.

– Ты дал мне понять, – отчеканила твердо после паузы, – что я для тебя – словно собачонка, которую можно прогнать, едва на горизонте появится та, кого ты хотел настолько, что сломал мне жизнь…

– Не сломал. Я сделал ее лучше.

– Обманом! Заставляя меня проживать чужую жизнь, быть не собой, а такой, как ты хотел меня видеть!

– Но ты не выглядела от этого несчастной.

– Зато я несчастна теперь!

Кирилл оглянулся на дочь, встревоженно смотревшую на нас сейчас, когда наши голоса были похожи на канонады на поле боя.

– Может, уложишь Лилиану спать и тогда поговорим?

– Я больше не выпущу ее из поля зрения!

– Твои крики ее пугают.

– А меня пугаешь ты!

Резкий взгляд – как взмах ножа – в мою сторону, по моей коже. А за стальным блеском его глаз впервые за этот вечер мелькнуло сомнение, почти страх.

– В доме больше никого нет, – проговорил он сдержанно, но голос выдавал внутреннее смятение. – Лилиана никуда не денется, пока мы будем разговаривать…

Теоретически он был прав. Но на практике же я все еще боялась отпустить от себя дочь хоть на миг. Хоть и понимала – ей действительно не стоит слышать всего этого.

– Я уложу Лили и мы поговорим в спальне, с дверью, открытой в ее комнату, чтобы я могла ее видеть, – решила наконец, хотя меньше всего мне хотелось возвращаться в стены комнаты, еще помнившей вчерашние чудовищные слова мужа.

Дочь успокоилась отнюдь не сразу. На все мои попытки уложить ее, упрямо усаживалась в кроватке, тянула ко мне ручки, цеплялась пальчиками за волосы и одежду, словно тоже боялась отпустить меня хоть на секунду…

Но усталость в итоге победила. Лили осела на подушку, зевнула, но так и не отпустила из своих рук моих волос…

Я аккуратно освободилась, стараясь не разбудить ее и, повернувшись к двери в смежную спальню, столкнулась со взглядом мужа, наблюдавшем за нами. В полутьме его глаза казались еще темнее, еще опаснее, еще загадочнее. Какие мысли прятались там, в его голове, в этот миг? Я никогда не могла этого угадать. Но сейчас потребность проникнуть на эту всегда закрытую для меня территорию стала особенно острой, жизненно необходимой, но все такой же невозможной.

Кирилл не был склонен к долгим разговорам и откровенности. И только теперь я понимала, что это – весьма немалая проблема в отношениях.