Он поморщился, выдавая владевшую им досаду. Я помнила это выражение его лица: точно таким же оно было, когда в бизнесе что-то шло не так, как он запланировал. И в этот момент мне все стало ясно – проблему с Юлей решить он так и не сумел.
– Она наотрез отказывается делать тест на днк. Но я уверен, что этот ребенок – не от меня.
Мне не хотелось все это слушать. Не хотелось даже упоминания об этой женщине, ради которой меня растоптали, как грязь. Я почти зажила нормальной жизнью и совсем не хотела впускать в нее прежние проблемы, снова погружаться в переживания, отнявшие столько сил и нервов…
– А разве ты не должен быть в восторге? – процедила с горечью, устало прикрыв глаза, потому что была не в силах смотреть на того, кто все еще заставлял сердце биться сильнее и громче. – Любовь всей твоей жизни родила тебе ребенка – что может быть лучше?
Я услышала, как он издал негромкий смешок и от этого горлового, чувственного звука кожу мигом атаковали мурашки.
– Похоже, она мыслила точно так же. Вот только не учла, что я изменился. И твердо осознал, кто настоящая любовь всей моей жизни.
Он не касался меня, даже не пытался приблизиться, но его слова проникали и отравляли так глубоко, как не смогло бы и физическое воздействие. Потому что он дотрагивался сейчас не до тела – до души.
– Это не отменяет того факта, что ее ребенок может быть твоим, – попыталась отгородиться от него из последних сил. – А еще того, что эта женщина, видимо, никогда не исчезнет из твоей жизни. А мне это совсем не нужно, Кирилл. Я хочу жить спокойно.
Он помолчал некоторое время, но я до боли остро ощущала на себе его взгляд – слишком говорящий, слишком осязаемый. Невыносимый…
– Я не сдамся, Софи, – наконец произнес он. – Я тебя люблю.
Я недовольно мотнула головой:
– Не надо.
– Но это правда. И я буду повторять тебе это, пока ты не поверишь. Пока не вернешься…
– Слов мало, Кирилл.
Он вдруг усмехнулся:
– Звучит обнадеживающе. Значит, ты хочешь от меня не только слов. Значит…
– Уходи! – едва не взвизгнула в ответ, нервно подскочив на месте.
Показалось, что он сейчас обнимет меня. Поцелует. И тогда… все пропало. Все иллюзии о том, что смогу без него прожить, осыпятся, как пепел. И он поймет это. Все поймет.
Но он, похоже, и так уже понимал, потому что улыбка на его лице стала еще шире. Она росла прямо пропорционально раздражению внутри меня – прежде всего, на себя саму. На эту бесконечную слабость от его присутствия, на желание… чтобы он не уходил. Чтобы ушел поскорее! Я и сама не знала, чего из этого хочу сильнее.
– Могу я хотя бы увидеть Лили? – спросил Кирилл и я мгновенно отрезала:
– Нет!
Казалось – еще минута в его обществе и я попросту сломаюсь. Прогнусь под силой эмоций, которые испытывала, отключу разум, вопящий вовсю об опасности…
– Но я имею право…
– Не сегодня!
Он мог меня дожать. Одним движением, одним словом. Но вдруг покорно отступил и коротко бросил:
– Хорошо. Я подожду.
После чего просто вышел из квартиры, оставляя меня в прихожей одну.
Но вот странность: показалось, что вместе с ним ушла и возможность свободно дышать.
Глава 39
Дождь неторопливо, словно бы лениво, забарабанил по карнизу, раскрасил косой росписью оконное стекло… Я старательно расписывала торт, едва замечая то, что происходило вокруг меня.
Одолевали мысли. Все попытки переключиться, перебить все еще звучавший в голове голос Кирилла бормотанием телевизора или музыкой – были тщетны. Я поняла, что именно не давало мне покоя, что мучило до тупой боли в груди…
Я хотела жить спокойно и независимо, но правда была в том, что я все еще не сумела отпустить былое. Что, встречаясь с мужем, говоря с ним, никак не могла разорвать этот порочный круг, где надежда боролась с желанием все закончить. Не слышать, не видеть, не чувствовать.
Но как мне было этого добиться? Кирилл ведь отец Лили. Он никуда не исчезнет из моей жизни, даже если я этого сильно захочу. А значит – я, возможно, никогда не сумею изгнать его и из души, потому что, находясь рядом, приезжая к дочери, он будет топтаться по моим ранам, мешая им зажить. Мешая мне дышать свободно…
Господи, но как же мне хотелось ему верить! Как самой безнадежной дуре. И как же сложно было ставить между нами все возможные препоны, понимая, что иначе нельзя. Потому что он так и не научится воспринимать меня всерьез, если я упаду в его объятия по щелчку пальцев…
И куда только делась спасительная обида? Где вся та ненависть, что еще недавно гнала меня прочь от него? Почему внутри осталась лишь глухая тоска и чувство, что, возможно, совершаю ошибку, прогоняя его вновь и вновь?..
Тяжело вздохнув, я нанесла последний штрих на праздничный торт и придирчиво оглядела свое творение. Работа была выполнена безупречно: абсолютно пропорциональные слои, ровные узоры из крема, идеальный рисунок. Даже самый лютый и злой критик не смог бы придраться ни к единой детали.
– Дело сделано, – с улыбкой сообщила я дочери. – Значит, можем отправиться на прогулку. Кажется, дождь уже закончился.
– Чет! – радостно откликнулась на мое предложение Лили.