Она не Я

– Софи, ты хоть знаешь чего мне вообще стоило тебя отпустить? Поверь, ты даже не представляешь, какое это было преодоление, какое испытание, какой… почти что подвиг. Звучит слишком громко, но пойми… позволить тебе уйти, заставить себя не следить за каждым твоим шагом – это было самое сложное, через что я проходил в своей жизни. Ты знаешь мою манию все контролировать, ты должна понять…

Наверно, я и в самом деле могла понять. Хотя, если призадуматься, знала так мало о том, что сделало его таким: жестким, сильным, волевым…

Кирилл словно прочел мои мысли. Присел передо мной на колени, не выпуская моей руки, которая теперь лежала на его плече, надежно прижатая к ткани дорогого пиджака его собственной ладонью.

– Ты знаешь, что я рано потерял родителей, – проговорил он неторопливо, словно отмерял вес каждого своего слова. – Но ты не знаешь, что я всю жизнь винил себя в их гибели. В том, что заставил их задержаться, а ведь если бы не мои капризы – они уехали бы раньше, не встретились с тем грузовиком…

Его голова опустилась на грудь, словно он был больше не в силах держать ее на весу или смотреть мне в глаза…

– Дядя и тетя взяли меня к себе, хотя винили в случившемся. Как я выяснил позже – причиной их решения были деньги, которые они за меня получали. Но не давали ничего взамен… кроме презрения и жестокости. Софи, я никогда еще не говорил об этом… потому что не хочу ни жалости, ни осуждения. Но ты – другое дело… мне жизненно важно, чтобы ты поняла меня. Просто поняла…

Моя рука автоматически сжала его плечо, его голова неожиданно склонилась к моим коленям, словно в поисках долгожданного пристанища…

– Я вырос с двумя установками в голове. Первая – что деньги решают все. Заставляют людей делать то, чего они бы в ином случае делать не стали. Деньги – это сила и власть над другими. Ну а вторая… это то, что нужно все и всегда контролировать лично. Чтобы ничего не случилось… больше не случилось.

Я и сама не заметила, как моя свободная рука вдруг оказалась на его голове, пальцы запутались в густых темных волосах, даря незамысловатую ласку и утешение…

– С тобой не сработала ни одна из этих установок, Софи, – вдруг усмехнулся он мне в колени. – Деньги не помогли тебя удержать, контроль не смог напугать… и тогда я впервые понял, как неправильно, уродливо жил все это время. И на что я готов, чтобы тебя вернуть… я способен себя самого перевернуть и переиначить… лишь бы тебе было хорошо.

Он поднял голову, взглянул на меня честно и прямо…

– Вот и все, Софи. Ты одна решаешь теперь, казнить или миловать. А я…

Он растерянно мотнул головой, словно и сам не знал, что будет делать, если я не приму его – вот такого, каким он мне себя раскрыл, не прощу былого, дурного…

Сердце ныло, сердце требовало сказать: пошло все к черту! К черту обиды, преграды, препятствия. Сердце кричало: я люблю тебя, всегда любила, а сейчас, возможно, даже сильнее, чем прежде. Сердце рвалось к нему, и этот ток по жилам перетекал в кончики пальцев, которыми ласкала его волосы…

По лицу потекли слезы: от собственной беспомощности и неуверенности. Ни одно из тех слов, что просились наружу, так и не сошли с плотно сомкнутых губ…

Возможно, еще не отболело. Возможно, еще не забылось… Но внутри словно встал блок: чувства требовали одного, но тело делало совсем другое…

Я осторожно отстранилась, неторопливо поднялась на ноги, словно давая возможность: себе – передумать, ему – удержать…

Но он не сделал ни движения. Лишь сидел все там же, на полу, и глазами раненого зверя смотрел, как я отдаляюсь…

– Мне нужно подумать… обо всем этом, – выдавила из себя, отступая.

Сначала – медленно, потом – почти бегом, когда стало ясно: он совсем не собирался меня держать…

А я была такой дурой, что сбежала из этого места, но оставила там свое сердце.

С ним.

Глава 45

– София!

Я обернулась, заслышав позади себя характерный перестук каблуков: даже не возникло сомнений в том, кого именно сейчас перед собой увижу.

И не ошиблась. Не сдержавшись, я хмыкнула: здесь, в парке, она выглядела даже забавно на своих высоких шпильках и с неизменно идеальным макияжем. Изменилось разве что выражение лица, с каким она теперь на меня взирала.

Я остановилась, позволяя ей меня нагнать. Стоило, возможно, отвернуться, пойти дальше, дав понять, что не желаю иметь с ней ничего общего, но отчего-то не вышло: внезапная перемена в ней что-то царапнула, затронула внутри меня.

– Мы можем поговорить? – выдохнула она, когда наконец оказалась рядом со мной и Лили, нетерпеливо болтавшей ногами, сидя в прогулочной коляске.

– Теперь ты просишь разрешения? – насмешливо поинтересовалась в ответ, припомнив ей тот тон, каким она говорила со мной в прошлый раз.

Юля поморщилась: от того ли, что я упрекнула ее в этом, от того ли, что ей самой было неловко от своего поведения?..

Внутренняя борьба отразилась на ее лице: я четко видела, как избалованная девочка в ней борется с необходимостью пойти со мной на контакт.

Последнее внезапно победило.