Она не умела стрелять

Сверкающая лакированная скорлупа жизни, которая ему всегда так нравилась, начала тускнеть, взялась мелкими трещинами. Сквозь них проступила пустота. Родион всеми силами гнал от себя эти новые ощущения, проводил время в поездках и развлечениях. Ничего не помогало – пустота наступала, ширилась. Он начал всерьез мечтать о покое, какой-то внутренней основательности, надежности и даже стал подумывать о женитьбе. Но очень скоро эта затея показалась ему смешной. Да и женщины, с которой он хотел бы проводить домашние вечера, в его окружении не было.

Как-то раз, совершенно неожиданно, его вызвал к себе в кабинет председатель совета директоров корпорации. Родион всегда старался держаться от него в стороне, в пререкания не вступал, высказывал личное мнение только тогда, когда тот к нему обращался. Вызов для приватной беседы показался ему более чем странным, и он забеспокоился.

– Ну, заходи, располагайся, – Игнатий Васильевич окинул его оценивающим взглядом, будто собрался выставить на продажу, как дорогой лот.

Родион сел за стол, раскрыл ежедневник.

– Слушаю вас.

Незаметный секретарь поставил перед Родионом поднос – коньяк, закуски, кофе, круассаны. Родион удивился – обычно здесь подчиненных не угощали. Хозяин кабинета, похожий на радушного барина, сел напротив.

– Тянуть не буду, – он налил коньяк, они чокнулись, выпили. – Вопрос личный и, надеюсь, ты распространяться, где попало, не будешь. Сам понимаешь…

Родион понимал больше, чем кто-либо – информация, исходящая от шефа, была секретной. Пару лет назад один из его коллег, с которым он любил отдыхать в сауне, внезапно умер от сердечного приступа – как раз после такого приватного разговора.

– У меня есть дочь, – продолжил шеф, – красавица, умница. Ей нужен солидный успешный муж. Ты, Родион, вполне нам подходишь. В наших кругах брак – это хорошая сделка, а для тебя особенно. Пришло время, мой дорогой, расти.

Родион смело посмотрел Игнатию Васильевичу в лицо и хотел спросить, в чем будет состоять его интерес, но вовремя передумал. Вспомнился умерший друг. Он опустил глаза. «Казнить нельзя помиловать».

– Ну, ладно-ладно, – Игнатий Васильевич снова налил коньяку, – не напрягайся, сам решишь. Взамен предлагаю дополнительный пакет акций, благодаря которому войдешь в ведущую тройку совета, получишь основное право голоса, станешь моим замом и соучредителем. Ну, и деньги, само собой, будут другие.

– Игнатий Васильевич, я не планировал жениться.

– А пора, мой друг, пора. Впрочем, увидишь Виолетту, сам захочешь, да и приданное солидное, не поскуплюсь для любимой дочери. Дам тебе время подумать, а пока иди.

Родион ушел, и, казалось, разговор остался без последствий. Шеф его больше к себе не вызывал, при встрече сухо здоровался, будто и не было никакой беседы.

Спустя два месяца Родион познакомился с Виолеттой на новогоднем балу. Это было чудесное воздушное создание двадцати пяти лет, ведущее собственный блог в Инстаграмме – немного наивный, но весьма милый, с неглупыми комментариями. В апреле сыграли свадьбу. Позже выяснилось, что больше всего на свете это создание любило светские тусовки в элитных клубах, которыми была переполнена Москва, и от которых Родиона, любившего степенную размеренную жизнь, вскоре начало мутить. Красавица и умница Виолетта постоянно тянула его на скачки, презентации, открытия новых ресторанов и считала, что это и есть истинное семейное счастье – появляться на публике в сопровождении солидного мужа, сверкая бриллиантами и белоснежной улыбкой.

Родион попытался занять ее работой, предложив вести дела одного из благотворительных фондов, но Виолетта остыла к нему через месяц. Постоянно занятый днем, Родион мечтал об отдыхе и вскоре отказался проводить с ней время на вечеринках, начал придумывать несуществующие причины, чтобы приезжать домой как можно позднее. Скоро ложь стала привычной. Жена заскучала, начала упрекать его в равнодушии, а когда он заикнулся о ребенке, закатила первую в их совместной жизни истерику. Да какую! Она громко рыдала, исступленно кричала, что он хочет ее использовать и совсем не думает о ее духовных потребностях. У его жены, как выяснилось, было собственное видение семейных отношений, и она, не стесняясь в выражениях, его отстаивала.

Именно в тот момент Родиону впервые стало страшно. С Виолеттой нельзя было развестись – это был брак, скреплявший и без того прочные финансовые связи в корпорации. Вернее, развестись было можно, но тогда Родион приобретал смертельно опасного противника в лице ее отца. Размышлять о том, что он, такой рассудительный, ошибся, променяв свободу на дополнительный пакет акций, подаренный тестем на свадьбу, Беловерцев пока был не в состоянии. Это умозаключение было убийственным, потому что он, на самом деле, продешевил – свадебная сделка оказалась с обременением, о котором он на тот момент ничего не знал. А была ли у него свобода выбора? «Казнить нельзя помиловать».