Она разрушила нашу семью

Этих слов было достаточно для того, чтобы Лида вошла в раж. Она выпустила Нику, развернулась к нему так стремительно, что Курилову почудилось, будто по прощальному залу вот-вот пронесётся порыв ветра. Вцепилась ужасающим взглядом в лицо Арсения и завопила:

– Ненавижу! Ненавижу тебя, сволочь! Будь проклят ты и вся твоя семья! И твоё сучье потомство до десятого колена! Будьте вы все прокляты!

Пока всё, что успела натворить Лида, приводили в порядок, Сергей потащил её к выходу из прощального зала. Она что-то залепетала о том, что ей нужно время проститься с её девочкой, но Нефёдов был непреклонен.

– Больше этого не повторится, – обернувшись на пороге, сказал Сергей, выводя Лиду на улицу. – Я довезу её до кладбища, а после мы быстро уедем.

Кивнув Нефёдову, Арс прикрыл глаза и досчитал до десяти. Дело было за малым – пережить сами похороны и попытаться забыть обо всём, как о страшном сне.

Хотя Курилов понимал – вряд ли это удастся сделать до конца его дней.

Он почти не помнил, что было дальше. Знал лишь, что очень благодарен отцу, который сам сел за руль и довёз их с Марией до кладбища. Кажется, всё произошло быстро, а может, это ему лишь казалось. Лида больше никак себя не проявляла – просто стояла чуть поодаль и смотрела на то, как тело их дочери предают земле.

Она не взглянула на Арсения, не сказала ему ни слова к тем проклятиям, что уже обрушились на голову Курилова. Она просто выстояла в том, что казалось убийственным, после чего Сергей увёз её, предварительно коротко кивнув Арсению.

– Это всё ужасно, – шепнула мать Курилова, сажая возле небольшого памятника мягкую игрушку.

– Да, – просто согласился Арс, пристраивая рядом того зайца, которого он дарил дочери, и с которым Ника не расставалась. – Идите к машине, я останусь ещё на пять минут, – велел он родителям.

Они ушли, а Курилов присел на корточки возле простого деревянного креста и поправил траурные ленты.

– Прости меня, маленькая… прости, – прошептал, глядя на фотографию Ники.

На ней она улыбалась. На ней она была здоровым и счастливым ребёнком.

Что сказать ещё – он не знал. Вроде и слов было много, но все они казались ничего не значащими, бессмысленными. Посидев так ещё немного, Курилов распрямился и неспешно направился к выходу с кладбища.

Чувство жуткой, ничем не смываемой вины лежало на сердце неподъёмным грузом.

* * *

– Нам с тобой нужно срочно развестись, – с порога заявил Курилов, предварительно выяснив, одна ли я дома и прибыв буквально через десять минут после того, как я ответила утвердительно.

– И тебе привет, заходи, – сказала Арсу, отступая в сторону и старательно игнорируя то внутреннее чувство, которое появилось у меня после сказанных им слов.

Потому что оно мне не нравилось. Нет, даже не так. Я не понимала пока, как именно с ним существовать. Ведь одно – когда я сама настраивала себя на то, что вроде как должно было стать очевидным и закономерным итогом нашей семейной жизни, и совсем другое – услышать это от Курилова.

– Я ненадолго, Милаш… – сказал Арсений, всё же входя и закрывая за собой дверь.

От меня не укрылось то, как затравленно он посмотрел в сторону общего коридора, прежде чем запереть за собой замок. Лида, что ли, его преследовала?

– Надолго-ненадолго, а я предпочту, чтобы ты разъяснил мне всё досконально, – сказала, кивнув в сторону кухни.

Близнецов как раз сегодня утром забрали на прогулку Мария с Виктором. Они заискивающе улыбались и натащили Ярику с Вовкой целую гору всякой всячины. Я понимала, что скорее всего родителям Курилова было неудобно за то, что они всё же присутствовали какое-то время в судьбе Вероники, но я за это совершенно на них не злилась.

Напротив, считала, что поступили они совершенно правильно. Вот только поднимать настолько болезненную тему не торопилась – должно было пройти время до того момента, как мы смогли бы говорить об этом относительно спокойно.

Курилов устроился за столом и, осмотрев кухню так, будто видел её впервые, перевёл взгляд на меня.

Я невольно подумала о том, как же сильно Арс изменился за последнее время. И дело было даже не столько во внешности, сколько в том, как он вёл себя, как сжимал челюсти с такой силой, что на скулах начинали играть желваки.

И какие отголоски чего-то болезненного, идущего из самой глубины его души, отражались в его глазах.

– Нам нужно срочно с тобой развестись, – повторил Курилов то, что уже мне сказал до этого. – Все условия, которые озвучишь, я выполню. И я узнавал – сейчас можно отказаться от месяца, который дают на примирение, и быстро устроить всё в суде так, чтобы нам выдали все бумаги как можно скорее.

– Так… Давай всё же по порядку, – переведя дыхание, что удалось сделать не без усилия, сказала я.

Присев рядом, сделала глубокий вдох и добавила:

– Или ты рассказываешь мне всё, или мне придётся разузнавать о том, что стряслось, через десятые руки. А уж на это у меня нет сил, прости.

Арсений растёр лицо ладонью, взглянул на меня, и я скорее почувствовала, чем увидела – он мечется. Раздумывает о том, стоит ли выкладывать основные причины, по которым он прибыл ко мне, или нет.