Она разрушила нашу семью

Мама побледнела. Сумки, набитые всякой всячиной вроде супов и фруктов, выпали из рук Марии, а сама она бросилась к Веронике.

– Господи! Врача! Скорее! – закричала не своим голосом, и Арсений, прежде чем с силой вдавить кнопку срочного вызова персонала, увидел, как смертельно бледную Нику начинает корёжить от судорог, что проходят по её телу одна за другой.

Они сидели с матерью возле безликих дверей, за которыми начиналось отделение реанимации. Курилов знал, что Ника вряд ли выживет. Знал, что уже пошли метастазы. Знал, что диагноз, поставленный в этой клинике, подтвердился ещё в одном лечебном учреждении, куда они обратились. Но оказался совершенно не готов к реальности.

А она состояла в том, что когда Веронику увезли, врач просто помотал головой. Он не стал говорить каких-то фраз, ничего такого. Но дал одним движением понять – это конец.

– Всё неправильно. Здесь Лида должна быть, – хрипло прошептал Арсений, уставившись прямо перед собой на сероватого цвета пол.

Как будто даже этими оттенками, которые окружали их с матерью в данный момент, вселенная говорила – надежды нет.

– Она сама виновата во всём, что случилось, – отозвалась мама. – Сама, Арсюш.

Мать протянула руку и, сжав запястье Курилова, прибавила:

– Никто ведь не заставлял её творить то, что стало угрозой для Милочки и наших мальчиков.

Их мальчики. Да, сейчас нужно было сосредоточиться на том, что они в целости и сохранности. Вот только это ни черта не успокаивало.

– И всё равно… У меня так дерьмово на душе из-за того, что Ники может не стать в любой момент, а Лиды даже не будет рядом.

Он посмотрел на мать, которая упрямо поджала губы. Чувствовал ещё и вину за то, что вовремя не спохватился. Не стал обивать пороги благотворительных организаций. Не нашёл какую-то иную клинику, где, возможно, Нике бы помогли. Хотя умом вроде как понимал, что лечебное учреждение, взявшееся за Веронику, – одно из лучших.

– Арсений Викторович…

Голос врача, выглянувшего из-за дверей, донёсся до Арса словно через толщу воды. Он вскинул голову и сердце его тут же остановилось на несколько мгновений.

– Да? – спросил шёпотом, предвидя самое худшее.

– Вы можете пройти к дочери. Она без сознания. У вас будет пять минут, чтобы попрощаться.

Попрощаться. Это жуткое слово упало откуда-то сверху многопудовой гирей. Прибило к земле, понудило вжать голову в плечи.

– Господи… Господи! – всхлипнула рядом мать.

Он и это услышал так, как будто слова прорвались через бетонную преграду.

– Попрощаться? – выдавил из себя, поднимаясь на ноги.

– К сожалению, мы не можем ничего сделать.

Он направился следом за врачом, едва передвигая ноги. К ним тоже будто бы было что-то привязано. Внутри всё противилось. Эта ноша оказалась слишком непосильной. Но наверное, сейчас он даже был рад тому, что Лида не видит всего этого ужаса. Хотя, понимал, что этого она ему не простит.

Когда оказался рядом с дочерью, почудилось, что она уже не здесь. Ника дышала – редко и поверхностно. На восковых чертах проступило то, что можно было назвать касанием смерти.

Его маленькая дочь, безгрешный крохотный ангел. Перед которой он был виноват особенно сильно.

– Вероничка… девочка моя, – шепнул пересохшими губами и, взяв пергаментную руку дочери, поднёс её к лицу.

Под бледной кожей проступала каждая венка, а сама ладонь была прохладной и невесомой.

Слёз не было. В глазах непереносимо пекло, но плакать Курилов не мог. Лишь только стоял, сгорбившись, склонившись к дочери и считал каждую секунду.

А после пять минут истекли. И как бы ни хотелось умолять оставить его рядом с Никой до конца, Арсений покорно вышел из реанимации, потому что понимал – ещё немного, и он попросту свихнётся.

Вновь присев рядом с матерью, которая только и делала, что молча отирала бегущие из глаз слёзы, Курилов сцепил зубы и стал раскачиваться взад-вперёд. Если бы умел – молился бы всем богам, но уже знал – ничего не поможет. Никто не вернёт ему дочь.

Через час и тринадцать минут вышедший из дверей реанимации врач сообщил, что Ники больше нет.

Это была точка в той ужасающей главе жизни Арсения, которая отняла у него как минимум несколько лет существования.

И которая запечатлелась в его памяти навсегда.

* * *

Я вздрогнула и проснулась, когда на часах не было и трёх утра. Какое-то ужасающее ощущение, что случилось нечто такое, с чем невозможно справиться, пронеслось по венам и заставило делать рваные вдох за вдохом.

Схватив телефон, посмотрела на экран – всё было тихо. Ни пропущенных вызовов, ни каких-то сообщений.

Отложив мобильник, прикрыла глаза и досчитала до десяти. Понимание, что вряд ли усну, понудило меня покинуть постель и, пройдя на кухню, заварить крепкого чая. В квартире было тихо – близнецы спали, что хоть немного, но успокаивало. Я вновь взяла телефон и, покрутив его в руках, устроилась за столом и отпила глоток горького напитка.

«Никак не могу уснуть. Как только проснёшься, позвони», – напечатала сообщение Курилову и, немного пораздумав, всё же отправила его по назначению.

Ответ пришёл почти сразу:

«Я не сплю».