Она слишком любила красное

– Не торопись делать поспешные выводы, – посоветовал я. – Твое мнение может быть ошибочным. К тому же Иван Васильевич не такой сумасшедший старик, чтобы позволить себе совершить какую-то необдуманную глупость. Если он составил завещание, то наверняка заложил в него глубокий здравый смысл. Да, у него слабость в ногах, но он еще не потерял рассудок. Даже его грубость не является признаком старческого маразма. Он живет в таких условиях и в таком обществе, где стать интеллигентным человеком зачастую практически невозможно, да и неприемлемо к местным устоям. Кто знает, дорогая, может, твой отец протянет еще не один десяток лет. Возможно, он переживет всех нас…

– Если он женится на этой озабоченной сучке… – почти выкрикнула Виктория.

Она сникла и посмотрела на меня смущенным взглядом. Я не торопился ее о чем-то расспрашивать и терпеливо ожидал продолжения ее внезапно оборвавшейся речи. Я не выказывал при этом ни удивления, ни тем более возмущения по данному вопросу.

– Ты даже не можешь представить, что он задумал! – с пафосом произнесла Виктория. – Это же уму непостижимо!

Она напирала на меня с таким натиском, словно идея бракосочетания ее отца со Светланой целиком и полностью принадлежала мне. Если учесть, что вся жизнь – спектакль, а мы в ней актеры, то следует признать незаурядность Ивана Васильевича как гениального режиссера. Я заранее предвидел финал этой сцены и поэтому ничуть не был удивлен, когда Виктория все-таки сообщила мне потрясающую новость:

– Этот старый маразматик, по-моему, действительно намерен на ней жениться! – с трудом выдавила она из себя. – Представляешь, эта чертовка смогла обвести его вокруг пальца. Она вертит им как мальчишкой.

– Светлана?

– Кто же еще?! Она читает ему лирические стишки. Поет дифирамбы. Вскружила голову…

– Разве я тебя не предупреждал? – холодно спросил я. – Даже самая высокая зарплата и заманчивые чаевые не заставят юную девушку с утра до ночи прислуживать старому ловеласу.

Я взял Викторию под руку, и мы пошли с ней по лужайке. Она упорно молчала, а я старался ее не тревожить. Я предчувствовал, что она не сможет долго таить в себе обиду и обязательно захочет поделиться со мной скрытыми мыслями и душевной болью. Мне только осталось дождаться того момента, когда она окончательно созреет и пожалуется на взбалмошного отца. Мое терпение и выдержка вскоре были вознаграждены. Виктория заглянула мне в глаза и возмущенно сказала:

– Этот старый осел составил завещание, согласно которому его служанке причитается тридцать процентов от всего наследства. Теперь ты представляешь, как это много?!

– Могу представить, – уклончиво ответил я. – Но это не такая неприятность, которую нельзя пережить. Тебе причитается семьдесят! Говоря юридическим языком, ты получишь основной пакет акций!

– Если бы! – озлобившись, выкрикнула она. – Еще десять процентов он переводит в церковную епархию. На старости лет решил замолить грехи.

– Даже если так, моя дорогая, – рассудительно сказал я, – тебе остается шестьдесят процентов.

– Роман! – возмутилась Виктория. – У меня складывается такое впечатление, что ты меня не слышишь. Можно подумать, что я разговариваю с непрошибаемой стеной. Мне тоже достанется тридцать процентов. Ровно столько же получит эта пигалица!

В эту минуту я действительно был удивлен, но не стал ее убеждать, что у меня не так уж и плохо с математикой. Не настолько мудреные цифры, чтобы можно было в них запутаться. Мне приходилось решать математические задачки с более сложными уравнениями.

– Ты представляешь, Ромчик! – продолжала возмущаться Виктория. – Мой дорогой папаша сравнил меня с этой дешевой потаскушкой! Он забыл, что я его родная дочь. Он втоптал меня в грязь. Смешал с кучей навоза.

– Я не касался этой темы, дорогая, только ради того, чтобы не вмешиваться в твои отношения с Иваном Васильевичем, – спокойным голосом ответил я. – Но коли ты сама завела этот разговор, то хотя бы объясни, куда… Вернее, кому будут принадлежать еще тридцать процентов?

– Отец не дал определенного ответа. Я тоже пыталась это выяснить, но все мои старания были напрасны.

– И все-таки он, наверное, хоть что-то сказал?

– Он постоянно твердил, что пока это останется его маленькой тайной. Я смогу узнать об этом после его смерти.

– Поистине мудрое решение! – ухмыльнулся я. – Тогда уже будет поздно корректировать завещание. После его смерти ты ничего не сможешь ни исправить, ни опротестовать.

– С того злопамятного дня, когда произошла таинственная гибель нашего теленка, мой папаша помешался на инопланетянах. Я опасаюсь, что он составил завещание в пользу какой-нибудь шарашкиной конторы. Перечислит деньги обществу шарлатанов, якобы занимающихся изучением паранормальных явлений. Ему повсюду мерещатся летающие тарелки и длинные зеленые гуманоиды с огромной головой и большими круглыми глазами.

– Но ведь это всего лишь предположения, – возразил я.