Она уже мертва

– Есть. Полезные идиоты. Идиоты-неудачники, жаждущие разбогатеть любой ценой. Этого достаточно?

– Не знаю…

– Идиоты, которым незнакомо чувство сострадания. Никого другого и не могла произвести на свет наша порочная семейка.

– Дурная кровь, – медленно произносит Белка. – Дурная кровь.

– Дурная кровь течет в жилах у всех нас. Только группы разные.

– Что будет со мной?

– Ты же слышала. Все закончится хорошо.

Ничего хорошего ее не ждет – это точно. Они могли бы проговорить с Татой всю ночь о самых разных вещах: об идиотах, клинических и полезных; о хороших фильмах и фильмах, которые просто хорошо заканчиваются; они могли бы проговорить все то время, что стынет чай, – но рано или поздно разговор закончится, и…

Что будет с ней?

– Выходит, Аля была здесь?

– Точно. Между старым домом Парвати и виллой прорыт туннель, так когда-то решил Сережа. По туннелю можно пройти пешком, это займет не больше пяти минут. А можно проехать на электрокаре, тогда и в полминуты уложишься. Если бы ты… Если бы все вы хоть раз навестили старуху… Возможно, вы бы знали о туннеле. Может быть. А может, и нет. Он начинается в подвале, а заканчивается… Отгадай, где он заканчивается?

Тот, кто поселился в Белкиной голове и так долго не давал знать о себе, теперь вытягивает губы в трубочку, проталкивая сквозь них подсказку.

– В той комнате. В зимнем саду.

– Ты сообразительная. Немного похожа на меня. А книжный шкаф – это вход. Дверь можно повернуть на сто восемьдесят градусов.

Так вот почему «Анжелику» сменила «Занимательная физика»!

– Откуда в шкафу столько «Анжелик»? Это… это…

– Попахивает сумасшествием, да?

– Или хорошо продуманной провокацией.

– Вряд ли. Книги собирал дурачок. Много лет. Вряд ли он раскрыл хотя бы одну из них. Но такая приверженность «Анжелике»… Асте, которую он выкинул из глупой головы… Она достойна уважения, не так ли? Мне оставалось только расставить их, потому что порядок – прежде всего. Убийцы должны убивать, а книги – стоять на полках.

– А малыши? Что должны были делать малыши? Ты ведь не рискнула сообщить им, кем на самом деле является Лёка.

– Есть вещи, о которых клиническим идиотам лучше не знать, иначе у них может случиться разрыв шаблона. Пусть думают, что все сказанное мной…

– Импровизация. Прекрасный монолог. Сцена, достойная хорошего фильма.

– Не очень хорошего. Ведь хорошие фильмы и заканчиваются хорошо.

– Ты обещала хороший конец, разве нет?

– Да.

Тата произносит «да» едва ли не с нежностью, но участь Белки это никак не проясняет: обещание было дано не ей, а клиническим идиотам. Примкнуть к ним не получится.

Дурное предзнаменование, печальный финал, который вот-вот наступит.

– Так что должна была делать Аля?

– То, что в результате и сделала. Испугала тебя. Деморализовала. Заставила впасть в отчаяние. Поверить, что ты находишься в дурном повторяющемся сне. Кошмаре. Тебе ведь снились кошмары после того лета?

Белка молчит. Но Тате не нужен ответ. Она все знает и так, иначе план ее не был бы столь безупречен.

– Аля справилась с ролью прекрасно, не так ли?

– Почему нужно было испугать именно меня?

– Не только тебя. Но тебя – в первую очередь.

Бесстрастный голос Таты парализует Белку. И даже когда художница (дизайнер, убийца) снова оказывается рядом с ней и осторожно касается губами мочки ее уха, Белка продолжает сидеть неподвижно. Татино дыхание обжигает:

– Потому что ты – мой любимый трофей. Мой главный приз. Остальным нужно было просто оказаться в одно время в одном месте. Впервые за двадцать лет. За двадцать два года, если быть совсем точным.

– Мы уже собрались. Там, в старом доме.

– В старом доме – не развернешься.

– А не проще было бы уложить всех там, а не тащить сюда?

– Нет-нет-нет, – Тата обхватывает ее голову руками.

«НЕ ТРОНЬ МЕНЯ!» – хочет выкрикнуть Белка, но из горла вырывается лишь короткий всхлип. Ее оставили все, вот и тот, кто поселился в Белкиной голове, снова молчит.

– Нет-нет-нет! Игра должна быть сыграна чисто. Теперь Шило. И он был не прочь разбогатеть. И потому согласился на инсценировку с нападением. По идее, нападение должно было насторожить тебя. Запутать. Напомнить о прошлом, если ты вдруг забыла.

– Я никогда не забывала о прошлом. Никогда.

Пальцы Таты шарят в Белкиных волосах: целый десяток слегка дрожащих от возбуждения насекомых.

– Значит, в план было посвящено трое?

– Не совсем так. Два и один. Шило ничего не знал об актрисульке с толстяком. А они не знали о нем. Не должны были знать. Так что не выдавай меня, пожалуйста.

«Не выдавай меня» звучит как издевательство: вряд ли Белка увидится с клиническими идиотами еще раз. Но об этом лучше не думать.

– А мелкие гнусности под подушкой? Дохлая стрекоза, часы, платок?…

– Это было мило, согласись. Мы не должны забывать о детстве. Вот и пришлось выудить кое-какой реквизит для полноты картины. Выбор был случаен, но кое-что угодило точно в цель.

– Нет-нет…