One for My Baby, или За мою любимую

— Мне нужно что-то предпринимать, Джордж. Я серьезно. Мне кажется, что я начинаю разваливаться на части. — Я не говорю ему о том, что ощущаю. Не объясняю, что хочу чувствовать себя уверенно в своем теле и желаю быть таким же, как он. Умалчиваю, что устал быть самим собой, причем настолько, что в это невозможно поверить. — Мне нужно стать более спокойным, — говорю я. — Я сейчас даже не в состоянии расслабиться, не сплю по ночам. А иногда начинаю задыхаться.

Он только пожимает плечами.

— Тайчи помогает расслабиться. А еще контролирует стресс. И все другие проблемы современного мира. Жизнь очень беспокойная.

— Это верно, — тут же соглашаюсь я. — Жизнь исключительно беспокойна. А я уже ощущаю себя стариком. И у меня болит буквально все, Джордж. Во мне нет никакой энергии. Я чувствую страх, самый настоящий страх, но при этом не понимаю, что именно со мной происходит. Все вокруг как будто давит на меня.

— Ты все еще тоскуешь по жене.

— Да, это так, Джордж. Но любая неприятная мелочь, которая происходит в моей жизни, кажется настоящей трагедией. Вы меня понимаете? Я уже не могу сдерживаться. Мне хочется плакать. — Я пытаюсь выдавить из себя смешок. — Я попросту схожу с ума, Джордж. Помогите мне! Пожалуйста.

— Тайчи помогает при всех этих неприятностях. Снимает напряжение. И усталость тоже.

— Это как раз то, что мне нужно.

— Но я не могу обучать тебя.

Я совсем падаю духом. Я так долго набирался мужества, чтобы подойти к нему с этой просьбой, что мне и в голову не приходило, что он может отказать. Потрясенный услышанным, я молча наблюдаю, как Джордж расправляется с крылышками, и надеюсь услышать от него дальнейшие объяснения. Но трапеза не прерывается. Очевидно, он уже все сказал.

— Но почему? — не выдерживаю я.

— Это займет слишком много времени.

— Но я видел, как вы обучаете других людей. Очень часто рядом с вами занимается еще кто-то.

Он смотрит на куриные крылышки в своей тарелке и улыбается.

— Но при этом каждый раз ты видишь другого. Другого мужчину или другую женщину. Они приходят лишь на несколько занятий. Потом перестают приходить. Это потому, что у западного человека нет терпения для изучения тайчи. — Он смотрит на меня, держа в руке крылышко. — Но это не пилюля. И не наркотик. И не волшебство. Чтобы тайчи стало полезным, потребуется много времени. Очень много. А у западного человека его нет.

Меня так и подмывает сказать ему, что у меня-то как раз времени полно, но я даже не утруждаю себя раскрыть рот. Потому что неожиданно вижу себя с Джорджем в парке. Мы стоим в черных костюмах и совершаем медленные движения, больше похожие на вальс. А где-то там под нашими ногами, на глубине сто метров, мчатся переполненные людьми поезда подземки. И этот образ кажется мне смешным и нелепым.

Джордж прав. Существуют танцы, которыми вам не суждено овладеть. Сюда же относятся и спокойствие, и умиротворение, и удивительное изящество. Кого я хочу обмануть?

Ничего этого во мне нет.

16

Хироко уезжает в Японию на рождественские праздники. Мы встречаемся на Паддингтоне, под огромной елкой, наряженной цветными коробками (видимо, под ними подразумеваются подарки), и садимся в автобус-экспресс, который доставит нас до аэропорта.

Я чувствую себя как-то странно, прощаясь с этой девушкой. С одной стороны, мне грустно отпускать ее. С другой — я рад тому, что испытываю какие-то эмоции. Значит, я еще не превратился в бесчувственное бревно. Хотя, и это тоже очень важно, эмоции мои не очень-то яркие.

У входа в зал вылета мы обнимаемся, и Хироко машет мне рукой до тех пор, пока не подходит к стойке паспортного контроля. После этого я еще некоторое время брожу по терминалу № 3, потому что домой возвращаться не хочется. А в аэропорту бушуют сильнейшие эмоции. Влюбленные прощаются друг с другом и встречаются снова. Семьи разделяются и воссоединяются опять. Здесь много обнимаются, часто смеются и без конца целуются.

В зале вылета довольно занятно наблюдать за пассажирами и провожающими, но гораздо интереснее это делать в зале прибытия. Наверное, потому, что, когда вы сами прилетаете, у вас нет такой возможности. Вы не знаете, когда нужно сказать: «Здравствуй!», а расставаясь, с точностью до минуты понимаете, когда пора прощаться. Когда вы встречаетесь, это «здравствуй!» рождается само собой. Люди, в нетерпении ожидающие своих родных и близких, не знают, когда перед ними наконец мелькнет знакомое лицо. А потом они увидят его, любимого, желанного, улыбающегося, несмотря на жуткое расстройство биоритмов в связи с перелетом через несколько часовых поясов. Он будет нести чемоданы или толкать перед собой тележку с багажом, готовый принять ваши поцелуи, обнять вас до боли и все начать сначала.

Но в зале прибытия я замечаю и кое-что еще. Здесь очень много молодых женщин, приезжающих в Англию, чтобы изучить язык. Куда ни глянь — повсюду видны блестящие черные волосы и ясные карие глаза. И поток красавиц не прекращается.

Это просто какое-то чудо.