One Two Three Four. «Битлз» в ритме времени

В том же 1963-м появилось еще одно слово, ассоциируемое с Чудесной четверкой. Пятого октября 1963-го молодой импресарио Энди Лотиан был в концертном зале Карнеги-Холл города Глазго, когда на сцену вышла ангажированная им группа. Реакция публики на их выступление напоминала освобождение Мафекинга[200]: «…творился сущий ад. Девушки теряли сознание, визжали, мочились прямо на сиденья. Весь зал словно впал в коллективный транс». Посреди этого хаоса перепуганный репортер «Радио Скотланд» завопил: «Энди, что тут происходит?» И на ровном месте у него в голове родилось новое слово. «Не переживай, — прокричал он репортеру, — это просто… битломания!»

35

К концу 1963-го пошли сомнения в разумности молодежи. «Многие молодые люди склонны жаловаться на порицание старших, — в гневе писал некий читатель одной газеты, — но, когда видишь отвратительное поведение, которое имеет место в наши дни по всей стране и которое известно как «битломания», определенные выводы напрашиваются сами собой».

Ему вторил ведущий колонки в вечерней газете Йорка «Ивнинг пресс»: «Спроси любого подростка в Йорке, и он перечислит всех битлов по именам. А теперь попросите того же подростка назвать имена каких-нибудь других известных личностей. Генерального секретаря ООН, к примеру, или даже нашего премьер-министра. Теперь-то ответ так запросто с его языка не слетит. Вот она, слава. Вот она, система ценностей в нашем современном мире». Тот же самый обозреватель, с говорящим именем Джон Блант[201], описывал «воющие, визжащие, суматошные, пихающиеся, дерущиеся толпы, которые собираются, стоит появиться «Битлз»».

Во время всего тура «Битлз» по Великобритании репортеры пытались описать звук, с которым тысячи подростков орали во всю глотку. «Я ни разу не присутствовал при изуверском истреблении пятитысячного стада, — писал репортер «Ньюкасл джорнал» Родни Пибус, — но, по-моему, вопли, издаваемые замученными животными, походили бы на те, что вынудили меня плотно заткнуть уши». Прочие издания приглашали психологов, чтобы те копнули глубже, в надежде отыскать источник этого безобразия. «Это на самом деле не истерия. Истерия — патология. А это — расстройство», — заявил профессор Джон Коэн, глава факультета психологии Манчестерского университета. На главный вопрос, почему девушки визжат и орут, он ответить не смог: «С тем же успехом можно спросить стаю гусей, почему они летают и хлопают крыльями». Девятого декабря на концерте «Битлз» в «Одеоне», в Саутэнде, полицейский, вооруженный измерителем шума, зафиксировал уровень криков в 110 децибел, что равноценно непрерывному артобстрелу.

Американский журналист Майкл Браун освещал концерт «Битлз» в кембриджском кинотеатре «Ригэл» 26 ноября 1963 года. Ранее, в марте того же года, они выступали в том же зале на поддержке у «потрясающего американца» Криса Монтеса и «классного американца» Томми Роу[202]. Зато теперь уже их поддерживали другие. Фанаты выстроились в очередь перед входом в «Ригэл» с 10:30. К шести вечера очередь вытянулась на полмили. За несколько часов до начала концерта «Битлз» встретились с полицией в оговоренном месте за милю от кинотеатра, чтобы их тайком провезли в здание в полицейском фургоне.

В детстве, когда меня водили в кинотеатр в Доркинге или на рождественский спектакль в Лезерхеде, перед началом и в конце представления играли гимн «Боже, храни королеву». Словно по волшебству, все зрители поднимались с мест и стояли по стойке смирно, пока не стихали последние патриотические ноты. Когда перед концертом «Битлз» в Кембридже заиграл национальный гимн, Майкл Браун не заметил никаких протестов. Впрочем, перед самими битлами выступала уйма групп на разогреве, которых публика не встречала надсадными воплями; среди этих групп были Peter Jay and the Jaywalkers,The Vernon Girls и The Brook Brothers. Зато стоило объявить «Битлз», как публика взорвалась неистовыми криками, не смолкавшими до самого финального аккорда «Twist and Shout». «Некоторые девушки машут платочками, — писал Браун. — Другие сидят в позе эмбриона, сгорбившись и подтянув колени к груди, и то молотят себя кулачками по ляжкам, то зажимают уши. Парни вообще не отрывают ладоней от ушей».

На глазах у Брауна девушка, сидевшая у самого прохода, рыдала всякий раз, как огни зажигались и гасли. В конце, после «Twist and Shout», она вскочила на кресло и принялась орать и рыдать одновременно, но, как только из динамиков раздался гимн, она, вместе со всеми остальными, умолкла и оцепенела. Зато когда гимн завершился — «Бо-о-о-оже-е-е-е, хра-а-а-ани-и-и-и ко-о-ро-о-ле-е-еву-у-у!», — они снова завопили[203].