Они

Страхов достал фотографию и еще раз посмотрел на нее. То, что это ОНИ, Леша понял и без Вадима, но вот кто они, так и осталось загадкой. Он вышел из машины и словно нежеланный гость посмотрел на дом, потом на летнюю кухню. Они здесь были до трагедии, разыгравшейся в семье Головко. Этот обрубок, который они назвали летней кухней, когда-то был домом.

«Вот здесь умер Дмитрич».

Леша глянул на лицо мужчины со снимка. Мог ли это быть Дмитрич? Колдун Борис Нестеров? Страхов поднял голову и посмотрел на дом Семена Игнатьевича. Вот что скрывал старик. Он хлопнул дверью и пошел к калитке соседа.

– Присаживайся, сынок, – сказал дед Семен и указал на стул.

– Вы знаете, кто это? – Леша положил на стол снимок, как только присел.

Старик нацепил на кончик носа очки и взял в руку фотографию. Посмотрел, потом поднял глаза на гостя. Взгляд поверх очков вызвал у Страхова улыбку.

– Откуда это у тебя?

– Неважно. Вы знаете, кто это? – терпеливо задал свой вопрос Алексей.

– Борис Дмитриевич Нестеров, – ткнул горбатым ногтем старик в мужчину на фото. – Рядом Вера Сергеевна Нестерова. А это их детки Борька и Настенька.

Леша взял фотографию и, не поднимая глаз от людей, изображенных там, спросил:

– Что с ними произошло?

На дровяной плите закипел чайник. Старик встал и пошел к печке. Он делал это медленно, будто тянул время. Снял чайник, осмотрел комнату в поисках, куда его пристроить. И, видимо, не найдя, вышел в кухню. Алексею даже показалось, что он уже не вернется.

– Сынок, ты чай с мятой будешь?

– Да, – ответил Страхов и снова посмотрел на снимок.

«Старик что-то знает».

Семен Игнатьевич поставил перед Лешей кружку с плавающими на поверхности светло-коричневой жидкости листьями, а сам подошел к комоду, открыл ящик, порылся там и, достав какую-то газету, вернулся к столу.

– Ты думаешь, на шахтах работали одни передовики? – спросил старик, сел за стол, сложив руки на газете.

Леша пожал плечами. На самом деле он плевать хотел, кто там работал или работает. Кому нравилось, тот там и работал.

– Нет, сынок. В послевоенные годы это было по принуждению. Я и бабка Маша, например, были возвращены из Германии. Меня увезли туда в самом начале войны. Врагом народа и предателем меня объявить не могли по малолетству, а в покое оставить не хотели. Вот и нашли нам всем применение.

– То есть и Дмитричу тоже?

– Да. Истории у всех разные, а концовка одна – загнуться на шахте.

– Ну? – Алексей попытался подтолкнуть в нужном направлении рассказ старика.

– Обычная семья. Обычные проблемы. Их детки с моими лоботрясами игрались.

– Что с ними случилось? – предчувствуя что-то нехорошее, спросил Леша.

– Они развелись в шестьдесят седьмом. С тех пор Веру и детей никто не видел.

– Он что их, убил? – спросил Страхов, внутри все похолодело.

Старик пожал плечами.

– Может, да, а может, нет. Только он так искренне играл перед нами да перед городскими следователями, что сомневаться не приходилось в его невиновности.

– А как они пропали?

– Дмитрич пересылал каждый месяц алименты на счет Веры. Она так же регулярно раз в месяц снимала их в сберкассе в Донском. И вот как-то она не пришла…

– А как вы узнали, что она не пришла?

– Светка, дочь бабки Маши, работала там. В общем, Верка не пришла ни через месяц, ни через два. А деньги на счет продолжали приходить.

– Алиби себе, сука, устраивал, – пробурчал Леша.

– Может, да, а может, нет…

– Он много пил, – после небольшой паузы произнес дед Семен. – Его и до этого-то трудно было назвать трезвенником, но после пропажи жены и детей он не просыхал.

Страхов вздохнул и посмотрел на кружку с чаем (он так к нему и не притронулся). Леша собирался встать, когда понял, что газета из комода была не просто подстилкой для рук.

– Что там? – спросил он и снова сел.

Дед Семен поднял руки и сделал вид, будто только что вспомнил о газете. Он открыл ее и повернул статьей к Алексею. «Безутешный родитель сходит с ума» – гласил заголовок. Леша перевернул газету и посмотрел на титульную страницу. «Донской вестник», 1968 год. Оно понятно, что подобный заголовок не мог появиться в «Труде» или «Ленинском знамени» тех лет, просто Алексей хотел убедиться.

В статье вкратце пересказывалась история пропажи жены и двоих детей. А дальше перечислялись симптомы сумасшествия Бориса Дмитриевича. Журналисты не преминули упомянуть историю с его танцами и распеванием песен на похоронах соседки. Но самый главный довод был на фото ниже. Леша узнал на нем свой участок. Разумеется, в том состоянии, в котором он его приобрел. Летняя кухня, фундамент, сарай, колодец. Снимок был сделан с высоты (может, вертолет?), так как был виден весь участок. Но центром, по всей видимости, была площадка фундамента. На ней были выведены две большие буквы «Б». Ниже говорилось, что Нестеров совсем «слетел с катушек» и написал ничего не значащие буквы на фундаменте. В конце была написана такая фраза: