– Старший сержант, – уточнил Илья и заметил, как злобно сверкнули глаза у врагов… – Объявляю порядок сдачи оружия и выхода наверх…
Вытянув шею, гитлеровцы внимательно слушали, стараясь не пропустить ни одного слова. Слушали переводчика, а смотрели на подтянутого сержанта.
Закончив объяснение, Илья решил идти к своим, но генерал обеспокоенно проговорил:
– Господин старший сержант, мы хотели бы следовать за вами. Во избежание недоразумений.
«А, трусите, за мою спину хотите укрыться». – Для пущей важности вынул часы. Стрелка подходила к шести, а он обещал к этому времени вернуться.
– Что ж, придется задержаться, – сказал наконец. – Стройте колонну, генерал! Оружие разрядить!
И стал смотреть, как подгоняемые начальниками фашистские вояки, клацая затворами, торопливо занимали места в строю.
В пути генерал сообщил, что гарнизон получил по радио приказ командующего обороной Берлина генерала Вейдлинга – немедленно прекратить сопротивление.
Глядя на генерала, Сьянов понял, что тот хочет подчеркнуть, что они солдаты: воевали по приказу и сложили оружие тоже по приказу.
– И Вейдлингу, и вам ничего другого не оставалось: ваша армия разбита, – заключил старший сержант.
Генерал опустил голову. Удивительно, как притихли эти отпетые головорезы! По шпалам идут, а шагов почти не слышно, овечками выглядят. Скорее их вытаскивать на свет божий надо. И старший сержант ускорил шаг.
Доложил Соколовскому:
– Товарищ майор, остатки гитлеровского гарнизона, скрывавшиеся под землей, безоговорочно капитулировали. Где прикажете складывать разряженное оружие?
Из метро показались первые пленные.
– Оружие сложить здесь, – указал Соколовский место у стены рейхстага.
Дужинский перевел, и немцы, не нарушая строя, стали аккуратно класть на землю пистолеты. Штабель рос на глазах.
Сьянов поспешил к своей роте в рейхстаг, из подвалов которого тоже выходили капитулировавшие немцы. Все говорило о том, что не сегодня, так завтра наступит долгожданный мир. И Сьянов со счастливой улыбкой вдруг осознал, что ему пришлось быть едва ли не последним парламентером Великой Отечественной войны.
Головная часть колонны спустилась на площадь, миновала ее и скрылась в «доме Гиммлера», а пленные все выходили и выходили…
Более полутора часов продолжалось шествие укрощенных фашистов. Всего их взято в рейхстаге 2604. Во время штурма рейхстага убито и ранено более двух тысяч гитлеровцев.
…Сколько военных парадов видела ты, Королевская площадь! Сколько сводных оркестров слышала, барабанного боя и надрывных воплей! Ты дрожала от топота тысяч вымуштрованных солдатских ног. Наверняка маршировали перед фюрером и многие из этих, что идут сейчас вразнобой, шаркая ногами. Не строй, а похоронная процессия.
Пройдут годы, десятки лет. Из развалин возникнет новая Германия, может, и площади дадут иное название…
Было раннее утро 2 мая 1945 года. Над Берлином поднималось солнце. Сквозь дым пожарищ оно смотрело на город тускло-красным глазом, словно еще не веря, что на земле воцаряется мир,
Глава десятая
То наша кровь…
1
Услышав о капитуляции гарнизона Берлина, Правоторов воскликнул:
– Ну, братва, шабаш, отвоевались! – и расстегнул верхние пуговицы гимнастерки.
Заметив, что вслед за ним расстегнули воротники и другие разведчики, усмехнулся – до чего же привыкли подражать ему. Впрочем, в этом случае есть и что-то другое. Натерла шею гимнастерка ва войну. Вон Орешко даже две войны прошел. Душа солдатская на волю просится.
– Айда на крышу! – крикнул Сорокин.
Восьмерка разведчиков бросилась за лейтенантом и быстро оказалась на фронтоне здания, у своего флага. Как-то само собой вскинули автоматы и с криком «ура» дали троекратный салют.
Тут их и подглядели фотокорреспонденты центральных газет. Явилась целая группа – Рюмкин, Шагин, Редькин, Архипов… Предложили запечатлеть этот момент. Только флаг попросили перевесить пониже, чтоб удобнее снимать. Как раз поблизости оказался и Heyстроев.
– Неплохая картина получается. Можно с вами?
– Давай, капитан, салютуй победе!
– Пусть Вильгельм Первый не смущает вас, – пошутил Рюмкин, указывая на всадника. – Как видите, бывший император Германии фиксирует поражение своих потомков.
Едва фотограф успел щелкнуть аппаратом, как на крыше грохнул снаряд. Осколки зловеще пропели невдалеке.
Все невольно повернули голову в сторону купола, невдалеке от которого разорвался снаряд. Над тем местом медленно поднималось сизое облачко.
Заговорили, строя разные предположения. Вскоре пришли к общему-мнению, что это выстрелило где-то неподавленное орудие. В дикой злобе фашистские артиллеристы ударили по Знамени Победы. Значит, прячутся еще в городе фашистские недобитки, хотя по улицам идут колонны капитулировавших гитлеровских войск.
Может, и еще ударят? Но нет, нового выстрела не последовало. По-видимому, обезумевший артрасчет тут же обезвредили. Шагин заметил, что разведчики оставались на своих местах, и сфотографировал их еще раз.
Потом эти снимки многие принимали за один, но Правоторов различал их, потому что на шагинской фотографии он смотрел не вверх, а в объектив аппарата.