– Помоги мне, – прошептала им Дора, не понимая, о какой помощи просит. – Помоги мне. И спасись сам.
Филип зачарованно таращился на экран ментоскопа.
Сколько же тут всего! Даже выбрать трудно. Но главное – как всё же сохранить хоть каплю воспоминаний о себе и не попасться потом?
Да, она его ненавидела, но как-то уж слабенько. И ухватиться не за что. Обидно даже.
Может, оставить привязанность к златокрылам? Там где-то на её фоне и мысли о нём проскакивают. Может, и получится.
И ещё пожалуй эмпатию оставим. Кукла-эмпатка – редкая экзотика.
А третье… Третье пусть будет… Пожалуй, вот это. Или – нет, лучше это. Готово. Филип потянулся к кнопке запуска.
Сзади грохнуло.
– Филип Огаров! – он резко обернулся. Внезапно в лаборатории стало слишком тесно, откуда-то возникла куча людей с оружием, и одно целилось чётко ему в грудь. – Вы арестованы по подозрению в похищении, незаконном стирании и убийстве. Руки за голову. Отойдите от стирателя. Вы имеете право хранить молчание. Всё, что вы скажете…
Филип медленно убрал руку от кнопки. Покосился на неподвижную Дору.
Усмехнулся.
Всё-таки жалко было бы её стереть…
Но, чёрт возьми, о каком убийстве они говорили?
…Чуда не случилось. Не для Артемия.
«Скорая» не успела.
Феодора же Славская отделалась лёгким испугом.
Её нашли в тот же день – полиция ворвалась в салоны Филипа Огарова, освободила похищенную, но ещё не стёртую Дору и ещё кучку незаконно удерживаемых там девиц – как стёртых, так и ещё нормальных. Их вернули семьям, хотя восстановить после стирания, конечно же, не удалось. После этого для Филипа закончилась не только политическая карьера, но и вообще какая-либо карьера и свободная жизнь. Впрочем, стоял вопрос: светит ли ему тюрьма или психиатрическая лечебница? Крыша у бывшего лидера «Чисто-Людя», судя по всему, съехала набекрень окончательно.
Если уж покусился на ту, кого защищал код доктора Гандза. Настолько покусился, что приказал своим головорезам уничтожить каждого, кто пойдёт по её следу. Это не говоря уже о прочих похищениях.
А Феодора…
Уже на следующее утро она обнимала своего Пряника – после того, как провела ночь в больнице, где её обследовали на предмет возможных травм и прочих опасностей для жизни, и дала показания.
Чудо всё же случилось.
Хоть для кого-то.
Сына Эдуард похоронил рядом с Терезой. На поминки почти никого не звал. Феодора пришла сама. Долго просила прощения. За что? Разве ты виновата, девочка, что тебя любили? Исподтишка, тайком, а иногда уж слишком явно. Любили настолько, что отправились за тобой и на вторую полосу, и на обочину…
Неделя после похорон прошла как в тумане. Или – две? Не было больше отцовско-сыновьего «мы», погасла половина солнца, не радовали даже златокрылы. Кажется, он пил. Много. Противно. Он терял клиентов. На него кричал Валико. Но он всё равно пил.
А потом случилось нечто.
Он проснулся от того, что его ласкали солнечные лучи, хотя и было пасмурно. Его внезапно окутало тепло, хотя он считал, что в душе навсегда поселился холод.
Он огляделся и понял, что давно не уделял внимания златокрылам. Что хочет пить только воду. Или – чай. Что вернулось нечто давно потерянное.
Но – что? Откуда это тепло, этот свет?
«Я вернусь в апреле. Первого апреля».
Эдуарда словно током ушибло.
Он посмотрел на календарь.
Она вернулась. Где бы ни была до этого – его Зарина вернулась.
Они вернулись!
Невозможно было в это поверить, но они здесь. В апреле сорок второго года, первого числа, и должны идти на конференцию по вопросу златокрылов.
Как жаль, что без Виктора… Аспирант пропал бесследно. Возможно, он действительно погиб в той временной ветке, которую увидела Зарина. А может, затерялся в какой-то ещё…Как бы там ни было, тень от его исчезновения падала на счастье от возвращения. И она останется с ними навсегда.
Но всё-таки они вернулись. Вдвоём. Хотя профессор Захаров и напугал их год назад намёком на исчезновение не только Виктора, но и Зарины. Когда Зарине с Гандзом вернули слимфоны, на почте обнаружилось письмо, написанное год тому вперёд. В нём профессор Захаров объяснял, что всеми правдами и неправдами скрывал их ото всех целый год. Что Пятьеног узнала о них лишь в последний – первый? – день их смещения, и он не мог не пустить её в комнату. Но – верный Нафталин помог её изолировать до следующего дня. Который, как он надеялся, всё изменит…
Зарина с Гандзом вышли из своего номера и устремились в зал конференций.
– Здравствуйте, госпожа Заревская, – пропел металлическим голосом бот-секретарь. – Добрый день, господин Гандз. Простите, но означенной вами конференции в планах на сегодняшний день не числится. Проверяю последующие дни…
– Ох-х-х-х! – Зарина согнулась пополам, словно от сильного удара в живот.
– Что с тобой? – Гандз схватил её за талию, подвёл к креслам у стены.
Зарина судорожно пыталась вздохнуть. Перед глазами заплясали разноцветные пятна, которые постепенно сложились в некую картину.