Они были не одни

— В ту пору мне было лет шестнадцать, и мне еще ни разу не довелось бывать на базаре в Корче. Как-то раз, еще с ночи, нагрузили мы с Зарче — он был моим сверстником — ослов углем, и родители, поручив нас попечению дяди Нестора, прадеда Нело, и дяди Ярче, прадеда Калеша, послали нас на базар в Корчу продавать уголь. (Не забывайте, ребятки, что все это рассказывал мой дед, слышавший об этом от своего деда!) Так вот, говорил дед, отправились мы в путь. Но вскоре по дороге, вслед нам просвистело несколько камней; мы поняли, что это забавляется тамошний ага. Пройдя дальше полем, мы наконец добрались до Плассы, что на окраине Корчи. Еще издали увидели дворец — чудо-дворец, такой, что и во сне не приснится. Перед ним стояла большая толпа, но что там делалось, мы рассмотреть не могли. Дядя Нестор и дядя Ярче о чем-то между собой пошептались. Мы заметили, что оба они изменились в лице. Потом приказали нам снять опинги и взять под уздцы ослов.

— Только не говорите ни слова! — строго наказали они.

Впереди шли другие крестьяне, тоже держа опинги в руках и ведя под уздцы ослов. Нам с Зарче стало страшно, но расспрашивать стариков мы не решались. Шли мы, шли, дворец все ближе и все прекраснее, а толпа перед ним шумит и гудит. Вот наконец добрались до самого дворца. И что же мы там увидели? Посередине площади стояла виселица, и на ней раскачивались два трупа. А поодаль, на гумне, сплошь усеянном колючками, пятеро босых крестьян, запряженных, как волы, молотили снопы, и какой-то дьяволенок с бичом в руке нещадно стегал их и при этом покрикивал: «Хоп! Хоп!» Крестьяне, как настоящие волы, ходили вокруг столба босыми ногами по колючкам! Тут же стояли пятеро людей — должно быть, это были приближенные бея, — они смеялись и подзадоривали мальчишку, стегавшего крестьян бичом:

— А ну-ка, молодой бей! Не давай спуску этим разбойникам, так их, хорошенько их!

Поперек дороги, которая вела на площадь, была протянута цепь, и никто не смел за нее переступать. Сеймены били, раздевали, грабили путников, которые имели несчастье попасться им в лапы. Те, до кого не дошла очередь подвергнуться побоям и ограблению, оставляли своих лошадей и ослов и падали на колени перед Синан-беем, который сидел на троне с серебряным револьвером в руке и дико вращал зрачками. Мальчишка — видать, второй сынок бея — в это время вскочил на спину одному из крестьян, стеганул его хлыстом и, смеясь, погнал, как коня.

— Мне кажется, он недостаточно суров! — заметил Синан-бей одному из сейменов, указывая на мальчишку, который вцепился ногтями крестьянину в лицо.

Дядя Нестор нечаянно рукавом своего талагана^[17] слегка задел молодого бея. Тот тотчас же спрыгнул со спины крестьянина и, оседлав дядю Нестора, погнал его так неистово, что камни могли испугаться. Пена выступила на губах у мальчишки; стегает он дядю Нестора хлыстом, словно взбесившийся дикий кот, раздирает ему лицо. Хотел он было убить дядю Нестора на месте и потребовал у бея револьвер. А Синан-бей на все это посматривает и приговаривает: «Так его, так его! Развлекайся в полное свое удовольствие!» Крестьяне целуют землю у ног бея, дрожат, как осиновые листья. И до чего же нам — мне и Зарче — стало страшно! Мы и расплакались. «Хо-хо! Что там за мышата пищат? Возьмите их да бросьте в колодец!» — приказал бей. Тут мы совсем от испуга голову потеряли. Кровавый туман в глазах, ничего не видим! Подошли к нам два молодых бея, наверное, внуки Синан-бея, хвать нас за уши, потом как стеганут хлыстом по лицу!.. У нас только искры из глаз посыпались. И кулаками, и пинками, и хлыстами погнали нас к колодцу… «Вот смотрите, где вы будете жить!» — визжали бейчата. Мы плакали и молили их: «Ради аллаха пощадите нас, милостивые беи! Пощады, пощады!» — умоляли мы. Уж не знаю, что заставило их изменить свое решение, но только не бросили они нас в колодец, а снова поволокли к Синан-бею. «Показали мы этим мышатам, где для них норки приготовлены!» — «Разбойники еще смеют плакать!» — сказал один из приближенных Синан-бея. Потом они принялись нас грабить: забрали все деньги до последней меджитэ^[18], даже уголь отняли, и потом отпустили на все четыре стороны.