Бойко проводил ее долгим взглядом. Новое, еще не испытанное чувство овладело им. Ласковая улыбка девушки, ее нежный взгляд, белые зубы, похожие на камешки в прозрачном ручье, — все это пронзило его сердце. Он взглянул под ноги и увидел еще несколько сорванных цветов, которые она обронила. Подобрал их и прижал к груди…
С тех пор прошло два года. Вита стала красавицей. После встречи в лесу Вита и Бойко горячо полюбили друг друга. Не проходило дня, чтобы она не думала о молодом пастухе, а он — о юной крестьянке. Изредка, встречаясь на праздниках или гуляньях, им удавалось перекинуться несколькими словами, и от встречи к встрече их любовь крепла.
Скоро об этой любви узнало все село. Терпо уже дважды посылал к Ндреко сватов. Но старик встречал их нелюбезно, считая, что дочь еще слишком молода для замужества. Не привлекала его и перспектива породниться с Терпо, семья которого жила еще беднее его семьи.
Тогда между Гьикой и отцом начался раздор: Гьика был за то, чтобы отдать Виту за Бойко, отец — против. А Вита начала прихварывать: худела и бледнела. Отец же по-прежнему никак не соглашался на ее брак с Бойко и даже, побывав в Шён-Пале, дал слово своему старому приятелю Журко, что выдаст дочку за его сына. Но Гьика обещал Вите переубедить отца и добиться его согласия.
Бойко по-прежнему пас стадо Шумара, и Вита, отправляясь в лес за хворостом, тайно встречалась с ним. Она предпочла бы смерть разлуке с любимым и не допустила бы того, что случилось с Василикой. Она надеялась, что Гьика отстоит ее.
Налетел новый порыв ветра, еще более сильный, и над головами девушек, подобно разноцветным бабочкам, запорхали сотни листьев. Василика лежала на траве, положив голову на колени подруги. Вита гладила ее волосы, как любящая мать гладит своего обиженного ребенка. Издалека послышались голоса пастухов.
Хотя Вита и знала, что Бойко среди них нет, ей все же было приятно слышать эти голоса. Она представляла себе, будто Бойко зовет ее и как бы спрашивает: «Эй, Вита! Где ты?..» — и она, как зачарованная, идет на этот зов. А Бойко, увидев ее, отбрасывает в сторону пастушеский посох и торбу, заключает ее в объятия и прижимает к самому сердцу.
Теперь голос раздается где-то совсем близко, — пастух подходит к поляне. Вита обрывает нить своих сладостных мечтаний:
— Вставай, Василика! Пойдем! Не надо, чтобы нас здесь застали…
Девушки поднимаются. У Василики лицо опухло от слез. Она вытерла его концом головного платка и, взяв за руку подругу, направилась в лес. На поляну из чащи вышли остальные девушки, нагруженные вязанками хвороста. Василика и Вита, присоединившись к ним, шли на некотором расстоянии и продолжали беседу.
Рассказ Василики огорчил Виту, ей стало жаль несчастную подругу.
Спустя несколько дней, увидевшись с Петри, она подробно рассказала ему, как Василика мучается. На это Петри только воскликнул:
— Что за злодей ее отец!
А когда наступил вечер, Петри осторожно пробрался к огородам Рако Ферра, надеясь хоть на мгновение увидеть любимую. Но в этот вечер Василика не вышла из дому.
Проходили дни, а Петри все так и не удавалось повстречаться с невестой. Видимо, отец держал ее взаперти. В действительности так оно и было. Вернувшись из Корчи, Рако узнал, что Василика ходила вместе с Витой за хворостом, и пришел в такую ярость, что даже поколотил жену, вообразив, что это она отпустила Василику в лес. Теперь он сам следил за дочерью, а если ему случалось отлучиться на базар в Корчу, поручал это дело своим надежным друзьям. Никто в селе, кроме Виты и Петри, не знал о мучениях бедной девушки. Вита сдержала слово и никому не выдала подругу. Петри тоже молчал.
Выпал первый снег. Забот у крестьян прибавилось: с утра отправлялись они в лес за припасенным с лета кормом для скота. Члены семейства Ферра старались при этом не встречаться с членами семьи Зарче. Это очень задевало Зарче, и в особенности его жену. Она замечала, что каждый раз, когда ей приходилось заходить к Рако, ее встречали очень холодно, чуть ли не говорили «убирайся». А между тем Петри уверял ее, что в доме Рако Ферра его по-прежнему радушно принимают. Неужели сын ее обманывает?..
Так шли дни, и незаметно наступило рождество. Его отпраздновали, как и в прошлые годы. На дворе у Шумара устроили танцы девушки, а на дворе у Янкулы плясали парни. Старики смотрели на танцующую молодежь и радовались ее веселью. Ребятишки бегали взад и вперед, кричали и смеялись. Из Горицы на праздник в село вернулись угольщики. С гор спустились пастухи.
На третий день рождества все — и мужчины и женщины — собрались у Шумара. Теперь девушки танцевали вместе с парнями, да так, что было слышно по всему селу. А играли для них Кутини на дудке, Нгельи на барабане, и играли — надо отдать им должное — замечательно. К ним присоединился и Шето со свирелью, так что музыка вышла на диво. Раскраснелись девушки, а глаза парней метали искры. Словом, повеселились на рождестве!.. Последний танец открыл Петри; и до чего же он хорошо танцевал, и все на носках! Казалось, что он не касается ногами земли, а летает по воздуху.