Они должны умереть. Такова любовь. Нерешительный

Только сейчас она по-настоящему испугалась. Ей не хотелось отступать дальше, в глубь коридора, но он придвигался все ближе и ближе, и теперь бежать было некуда, оставалось только пятиться. Отчаявшись, она уже хотела повернуться и взбежать вверх по лестнице к себе домой. Но было уже поздно. Преградив ей путь, он почти вплотную приблизился к ней. Вынужденная пятиться назад, она споткнулась о мусорный бачок, стоящий под лестницей.

— Кух, я должна идти, — произнесла она. — Я не имею никакого понятия, о чем ты говоришь. Альфи мне ничего не сделал. Если ты сердишься на него, потому что думаешь… ’

— Вот что он сделал, Чайна, — Кух протянул руку и дотронулся до нее.

Она почувствовала, как его пальцы сжали ее грудь. Закричав, оттолкнула его. Схватившись за кофточку, он чуть было не разорвал ее. Вне себя, она с силой толкнула его сумкой и выбежала на улицу. Очутившись во власти солнечного света, слетела по ступенькам и все еще долго звала на помощь, не в силах остановиться.

С противоположного конца улицы появился торговец мороженым.

— Мороженого! — выкрикивал он. — Покупайте мороженое! V..

Со своего наблюдательного поста Зип заметил пробиравшегося сквозь толпу продавца.

— Хочешь мороженое? — спросил он Елену.

— Какой ты богатый! Что-то ограбил?

— А ты как думала? Тебе какое?

— Лимонное, — сказала Елена.

— И мне лимонное, — произнесла Джуана.

— Не могу отказать. — Зип спрыгнул с ящика. — Я ужасный транжира. Всем мороженое за мой счет!

С ящика раздался голос Папа:

— А мне, Зип?

— И тебе тоже, Папа. Я сегодня щедрый. Покупаю мороженое всем! Эй, продавец, сюда! Или тебе не нужны деньги?

Он подошел к продавцу и сделал заказ. Казалось, веселье так и лилось у него через край. Он даже не обратил внимание на полицейских, стоявших не далее, чем в шести футах от него.

— Где твои люди, Энди? — спросил Бирнс.

— Сейчас будут здесь.

Бирнс повернулся к Эрнандесу, который, не отрывая взгляда, смотрел на окна второго этажа.

— Фрэнк, ты боишься?

— Немного, — признался Эрнандес.

— Я не осуждаю тебя. — Он помолчал. — Это ужасно паршивое дело, не так ли? Припоминаю похожее, случившееся в 1931 году, когда парень Нельсон О’Брайен заперся у себя, в квартире на Северной стороне. Я был тогда полицейским. В течение двух часов он сдерживал натиск ста пятидесяти полицейских. Мы проделали в крыше дыры и напустили газ, но негодяй не сдался. Три раза раненный, он все еще держался на ногах, и, когда мы ворвались, он стоял и матерился. Надеясь, что ему посчастливится убежать, он запихивал в носок оружие. Да, это был крепкий орешек.

Помолчав, Бирнс вновь взглянул на Эрнандеса.

— И знаешь, Фрэнк, я тогда не очень волновался.

— Почему?

— Того парня звали Нельсон О’Брайен. — Он опять сделал паузу. — А я, между прочим, ирландец.

— Да, сэр, — произнес Эрнандес.

— Я вот что скажу тебе, Фрэнк. Такие парни, как Нельсон О’Брайен, никогда не заставят меня отказаться от парадного шествия в день святого Пэдди[16]. Ты меня понимаешь?

— Понимаю.

— Ну и прекрасно. — Поколебавшись, продолжал — Действуй осторожнее на этой проклятой лестнице. Мне не хотелось бы потерять хорошего полицейского.

— Постараюсь, сэр.

Бирнс протянул руку.

— Желаю удачи, Фрэнк.

— Спасибо. — Повернувшись, Бирнс направился к машине. — Пит? — окликнул его Эрнандес. Бирнс обернулся. — Спасибо, — снова произнес Эрнандес.

Две проститутки, Марж и Мари, подошли к Фредерику Блоку, который вытаскивал из заднего кармана носовой платок, чтобы вытереть пот с лица. Неожиданно он по чувствовал прикосновение чего-то мягкого. Повернувшись, Блок увидел, что это мягкое было одето в ярко-красное платье.

— Привет, — сказала Марж.

— Привет, — приветствовал их Блок. — Настоящее представление, не так ли?

— Кому что нравится, — произнесла Мари.

— Что вы, это такое волнующее зрелище! — он пристально посмотрел на глубокий разрез платья Мари. Черт побери, если эти девицы не…

— Есть кое-что поинтереснее, чем это дешевое представление со стрельбой, — сказала Мари.

— Например? — спросил Блок, чувствуя какое-то внутреннее волнение оттого, что на ней нет бюстгальтера.

— Никаких идей? — спросила Мари.

— Кое-что приходит в голову, — произнес Блок.

— Между прочим, мы можем помочь, — сказала Мари. Посмотрев на девицу наметанным взглядом, Блок вытер с лица пот и прошептал:

— Сколько?

— За одну или двух? — деловито спросила Мари.

— Двух? Я не…

— Подумай получше.

— Думаю.

— Давай быстрее, — нетерпеливо произнесла Марж.

— Мы привыкли работать на пару, — добавила Мари.

— На одном из хуторов у Бобси родились двойняшки, — как бы между прочим сказала Марж.

— Мы знаем такое, о чем не слышали даже в Париже, — уверила его Мари.

— Ну так сколько? — опять спросил Блок.

— Пятьдесят за сеанс, включая санитаров-носилыци- ков.

— Кого-кого? .

— Санитаров-носилыциков. Чтобы тебя выволакивать, когда все будет кончено.

Блок хихикнул:

— А сколько без их услуг?

— Двадцать пять за одну. Меня зовут Мари. Поверь мне, это еще дешево.

— Я подумаю, — пообещал Блок.

— Давай быстрее, — Мари явно спешила.

— Разве нельзя подождать одну минуту?