Они и я

Я находила неподходящим вести все эти разговоры пред ребенком, но невозможно было остановить ее; и в результате он, вероятно, видит в себе избранного врага неба и начинает необычайно гордиться. Мать заходила к нам в понедельник после полудня. По ее просьбе я показала ей кухню и циновку, о которую Теди споткнулся. Она казалась пораженной, что «рок» пропустил такой благоприятный случай исполнить свой долг, и почерпнула из этого заключения новый повод для своего беспокойства. «Очевидно, что для мастера Теодора имеется в запасе еще кое-что». Она сказала мне, что он достал только полфунта пороха, который купил садовник доктора Смолбайда для того, чтобы взорвать пень старого илима. Садовник оставил порох с минуту на траве, в то время как возвратился в дом за толстой бумагой. Мать, казалось, благоволила к садовнику, который, как она говорила, мог бы, если бы захотел, заставить ее заплатить за целый фунт. Я хотела, во всяком случае, заплатить нашу часть, но она не пожелала взять ни одного пенни.

Она считала ответственным во всем инциденте своего покойного оплакиваемого дедушку и, может быть, лучше не разубеждать ее. Если бы я попыталась сделать это, я уверена, что она пожелала бы построить нам новую плиту.

Сильно преувеличенные рассказы о событии распространились в соседних местностях; и более всего я боюсь, как бы Вероника не вообразила себя местной знаменитостью. Твое внезапное исчезновение рассматривается как путешествие на небеса. Один старый рабочий на ферме, видевший, как вы проходили по дороге на станцию, говорил о тебе как о «привидении бедного господина»; кусок одежды, найденный неизвестно где, в двух милях от нас, сохраняется — мне говорили это, — как единственное оставшееся от тебя. Сапоги, по-видимому, считают главной частью твоей одежды; уже было собрано шесть пар в окрестных канавах. Между здешней интеллигентной публикой идет разговор о том, чтобы с тебя начать составление местного музея».

Эти два первых отдела я не читал Этельберте. По счастью, они были написаны на первом листке, который я сумел незаметно сунуть в карман.

«Новый мальчик-работник прибыл в воскресенье утром, — продолжала Робина. — Его имя — если я его правильно поняла, — Уильям. Во всяком случае, оно ближе всего подходит к тому, что я слышала. Его другое имя, если оно у него имеется, предоставляю вытянуть из него тебе самому.

Он, может быть, говорит по-беркширски, но выходит гораздо более похоже на лай. Пожалуйста, извини за сравнение; но я разговаривала с ним полчаса, чтобы заставить его понять, что он должен идти домой, и возможно, что в результате я чувствую себя немного нервной. Большей деревенщины я не могу себе представить; но он стремится учиться, и пред ним обширное поле для того.

Я застала его после нашего воскресного завтрака спокойно сбрасывающим все остатки как попало в сор. Я указала ему, как нечестиво уничтожать питательную пищу, и что настоящее место для нее внутри нас.

Он ничего не ответил на это. Он стоял совершенно неподвижно, со ртом, открытым во всю ширину, — а это немало значит — и казалось, что он поглощает слова.

Все воскресенье после обеда он жестоко боролся со сверхъестественной сонливостью.

После чая стало того хуже, и я подумала, что мне от него не будет никакой пользы.

Мы все мало ели за ужином. И Дик, который, кажется, способен понимать его, помог убрать ему посуду. Я слышала, как они разговаривали, а затем Дик вернулся и запер за ним дверь. «Он хотел знать, — сказал Дик, — можно ли оставить солонину до завтрашнего утра, потому что если он съест ее сегодня, то не будет в состоянии дойти до дому».

Вероника очень интересуется им. В ее характере, очевидно, есть материнская жилка, чему бы никто из нас не поверил. Она выражает уверенность, что в нем есть кое-что хорошее.

Она садится возле него, когда он колет дрова, рассказывает ему интересные истории, болтает, рассуждает, развивает его ум.

Она старается, сверх того, не оскорблять его чувств нескромным любопытством.

«Без сомнения, при такой рабочей жизни, как ваша, — слышала я, как она говорила ему сегодня утром, — очень естественно, что остается мало время на чтение. Я хотела бы вам читать вслух, и таким образом совершенствовалась бы также сама».

Осел прибыл сегодня галопом, после обеда, когда я была в саду, Гопкинс сидел на его спине. Кажется, что между этими двумя существует какое-то тайное соглашение. Мы пытались угощать его и сеном и чертополохом, но он, по-видимому, предпочитает хлеб с маслом. До сих пор я еще не могла определить, пьет ли он по утрам чай или кофе. Но, очевидно, это — животное, имеющее свои привычки; к счастью, тот и другой напиток найдется в доме. Мы ставим его на ночь с коровой, которая приветствовала его сначала с энтузиазмом, как родного, но затем стала холодна к нему, когда открыла, что он не теленок. Я старалась подружиться с ней, но она не очень отзывчива. Ей, кажется, не надо ничего больше, кроме травы и лугов, чтобы пастись. Она, по-видимому, не желает дальнейшего счастья.