Возвращаюсь к молодому Бьюту. Он не видит причин, — если вы одобряете его план — почему бы не приступить к работам сейчас же. Должна ли я написать старому Сли, чтоб он приехал к нам в пятницу? По общему мнению, вы не можете сделать лучшего выбора. Он на месте, и его условия очень умеренные. Но вы должны вместе составить смету, не так ли? Он, то есть Бьют, советует соединить молочную с коридором, что составит помещение или зал достаточных размеров для чего бы то ни было. Он думает, что в нем можно будет даже устроить бал. Но обо всем этом ты можешь переговорить с ним в пятницу. Он, конечно, очень старается, и некоторые из его предложений оказываются толковыми. Он, естественно, вполне понял, что самое важное исполнять наши желания, а не его предположения. Я передала ему твое мнение о том, что я могу устроить мою комнату по своему желанию, и высказала ему свой взгляд. Сперва он, очевидно, вообразил, что я сама не знаю, чего хочу, и для того, чтобы он понял и согласился выполнить мои поручения, я должна была изложить их письменно; в этом я не видела ничего предосудительного, так как этим можно будет устранить дальнейшие недоразумения. Он мне нравится больше, чем прежде. Он весьма любезен.
Но он меня сердит, когда начинает говорить о «сооружениях фасада», и «основном плане». Скажи мамочке, что я буду писать ей завтра. Не приедет ли она с тобой в пятницу? Все будет на месте к этому времени, и…»
Остальное было более интимного свойства, Робина заключала письмо постскриптумом, который я тоже не прочел Этельберте.
«Только что я кончила свой доклад, как послышался очень характерный звук, вроде как бы когда мышь скребется у двери.
Положив на вид старую соломенную шляпу Дика и громко приказав воображаемому Джону не уходить без писем, я отворила дверь. Это оказался местный корреспондент. Нечего было пугаться. Из нас обоих он был наиболее смущен и так долго извинялся, что, если бы я не пришла ему на помощь, он бы ушел, позабыв о причине посещения. Не что иное, как всепоглощающее чувство долга перед Обществом (с большой буквы), могло побудить его посетить меня. Не согласна ли я дать ему некоторые подробности, чтобы восстановить истину? Мне тотчас же представились громкие заглавия: «Семейная драма», «Знаменитый писатель, погибший от руки своей собственной дочери», «Разорение домашнего очага». Мне показалось, что лучше всего завербовать этого любезного молодого человека на нашу сторону.
Надеюсь, что мои старания не были тщетны. Я решила сообщить мое впечатление и с первого взгляда угадала в нем лучшего и благороднейшего из людей; я поняла, что могу положиться на его ум и твердость для того, чтобы спасти нас от огласки, которая, по моему понятию, омрачили бы всю мою жизнь; если он так поступит, моя вечная признательность и уважение послужат ему наградой. Я умею быть любезной, когда желаю. Все с этим согласны. Мы расстались, пожав друг другу руку, и я надеюсь, что он не посетует, но предвижу, что «Беркширский курьер» лишится своей добычи.
Дик только что вернулся и обещает рассказать все после обеда».
Письмо Дика, которое Этельберте так хотелось прочесть скорее, пришло к нам в среду утром.
«Если ты желаешь узнать, папа, что такое, в сущности, тяжелая работа, займись земледелием, — писал Дик, — и, несмотря на это, я думаю, тебе оно бы понравилось. Но разве старый Джон не называет земледелие поэзией плуга? Отчего мы вечно хлопочем о пустяках, запираемся в душных конторах, мучаясь до самой смерти по поводу разных пустяков ни для кого не нужных. Я бы желал это выразить как можно яснее, чтобы ты меня вполне понял. Ты увидишь, что я подразумеваю. Отчего мы не живем в простых домах и не получаем все нужное от земли; это нам было бы нетрудно? Мы отбиваем бедняков от земледелия и посылаем их в шахты или заставляем их бегать взад и вперед полунагими среди раскаленных очагов, и таким образом они превращаются в машины, исполняющие механический труд. Какой смысл всего этого? Конечно, некоторые вещи полезны. Я бы, например, желал иметь автомобиль, а пароходы и железные дороги тоже вещи хорошие. Но мне кажется, что мы могли бы обойтись без побрякушек, которые считаем необходимыми, и таким образом сберечь время и силы для вещей необходимых. Везде происходит то же самое, что и в школе. Там нас заставляют зубрить греческие корни, и у нас еле хватает времени на изучение английской грамматики. Посмотрите на молодого Денниса Юбери. Он владеет двумя тысячами акров в Шотландии. Он мог бы вести приятную жизнь, хозяйничая в имении с истинной пользой. Вместо этого он все забросил до разорения и только разводит там несколько сот птиц, которые с трудом могли бы поддержать одну семью; в то же время он работает с утра до ночи в убийственной конторе в Сити, обманывая людей, для того чтобы наполнять свой дом толпой глупых, нарядных болтунов и наряжать себя и свою семью вроде павлинов.