Они награждают только себя…

Действительно, через 30 дней я обнаружил в своем почтовом ящике квитанцию на получение заказного письма. Сердце подсказывало мне, что это ответ из прокуратуры. Но так как вес письма был всего 20 граммов, то я решил, что ответ этот отрицательный. Получив это письмо на почте, я тут же с трепетом прочитал его. Оказалось, что в полиции у Ильи все-таки взяли письменное объяснение, касавшееся того трагического случая. Как и следовало ожидать, сведений о криминальном характере гибели другого мальчика в этом объяснении не содержалось. Но и о факте спасения Ильи мной в ответе прокурора не сообщалось. Там была только фраза, что я вправе ознакомиться с тем объяснением в полиции.

Вначале я думал написать заявление в полицию с просьбой показать это объяснение мне. Но потом я понял, что это будет лишним ходом и решил сразу писать заявление с просьбой на основании объяснения Ильи выдать мне справку, подтверждающую тот факт, что я спас его – для приложения к наградным документам. Так я и сделал.

В полиции, передавая свое заявление дежурному, я заметил его беспокойство по поводу этого заявления – он очевидно опасался, что там речь идет о каком-то страшном преступлении. Но я успокоил его, сказав, что в заявлении нет ничего страшного – там говорится только о награждении за спасение.

Ответ из полиции должен был прийти через 5 дней, в крайнем случае через две недели. Но прошло 15 дней, а ответа не было. И я опять с тяжелым чувством побрел в полицию. Дежурный, просмотрев свой журнал, сказал, что ответ был уже направлен мне 12 дней назад по почте. Было понятно, что этот ответ затерялся на почте.

Я зашел на центральную почту и попросил находившихся там работниц разобраться с пропажей того письма. По лицам этих женщин было заметно, что они отнюдь не горели желанием работать. Одна из них лениво промямлила мне, что мне нужно обратиться на почту того городского района, где я проживаю. Проклиная бардак, царящий в стране, я побрел в это почтовое отделение, по пути успокаиваясь и убеждая себя в том, что этот бардак имеет место только на городской почте, но не по всей стране.

Работница того почтового отделения на мою просьбу разобраться ответила, что так как письмо не было заказным, то найти его следы представляется совершенно невозможным.

На другой день я пошел в полицию и сказал дежурному, что их ответ безнадежно затерялся на почте. К чести полицейских, они довольно быстро выдали мне дубликат того ответа. Там говорилось, что я могу ознакомиться с объяснением Ильи непосредственно в их отделении. В конце ответа сообщалось, что информацией о спасении мной Ильи их отдел не располагает.

Я попросил дежурного показать мне объяснение Ильи. После долгих поисков этого объяснения мне сообщили, что его брал участковый уполномоченный, поэтому мне надо идти в другой отдел полиции, где эти участковые стоят на учете.

Чувствуя, что я начинаю тупеть, я побрел в то отделение. Полицейский офицер, к которому я там обратился, долго и терпеливо объяснял мне, что этого объяснения у них в отделении нет, и мне нужно вернуться в первое отделение, чтобы найти там того полицейского, который брал это объяснение и узнать у него в какой папке оно лежит.

С совершенно тупой физиономией я вернулся назад и рассказал дежурному о результатах своего визита в другое отделение. Полицейский с готовность продиктовал мне номер телефона участкового, который брал объяснение.

Вернувшись домой, я долго звонил по этому номеру, но трубку никто не поднимал. Наконец поздним вечером участковый поднял трубку. Я спросил у него в какой папке лежит то объяснение, которое он брал у Ильи. Полицейский стал кричать, что это служебная тайна и моя просьба является неслыханной наглостью. Но мне все-таки удалось узнать у него о некоторых деталях его беседы с Ильей. Из рассказа Ильи следовало, что он был уже вне опасности, когда я снимал его со льдины. Полицейский привел слова Ильи, что «этот мужик меня не спасал, и я ему ничем не обязан».

Положив трубку, я с горечью подумал о том, что моя отчаянная борьба за медаль, продолжавшаяся почти 3 года, позорно закончилась моим полным поражением, и теперь мне надо прекратить эту борьбу. Конечно было очень обидно, и я чувствовал, что буду серьезно это переживать. Но в моей жизни было довольно много переживаний, и все они прошли и забылись без следа. Поэтому я успокаивал себя тем, что и это переживание пройдет и забудется.

Но на другой день у меня опять возникла маленькая надежда на успех в той борьбе. Я рассуждал, что если мне покажут текст объяснения Ильи, то я смогу найти в нем хоть какие-то намеки на то, что Илья был тогда в опасности. Это даст мне возможность оспорить его утверждение о том, что он был вне опасности.