Они не люди. Книга третья

— Хм… — Аверин задумался, — я тебе вызову такси. А то, чего доброго, заблудишься или попадешь в историю.

— Ладно. Эх, жаль, что моя одежда уже негодная. Зачем я так вырос, а? — он печально посмотрел на любимую синюю рубашку, точнее — на торчащие из нее руки. — Куда ее? Не выбрасывать же?

— Можно отдать бедным.

— Бедным? — не понял Кузя. — Это как?

— Бедные, Кузя, это те, у кого нет такой красивой рубашки, как у тебя, а они бы хотели ее иметь.

— А, понятно, — Кузя показал зубы, — как дивы в Управлении.

На покупки ушло больше часа. Кузя выбрал самую яркую и пеструю одежду, но Аверин не препятствовал ему, только, когда вещь оказывалась уж слишком безвкусной, укоризненно качал головой, и Кузя со вздохом вешал ее обратно. Наконец, купив всё необходимое, Аверин направился к выходу, но Кузя остановился возле огромного зеркала, потрогал свои волосы и принял печальный вид.

Аверин улыбнулся:

— Хочешь постричься?

— Ага, — радостно воскликнул Кузя, и глаза его заблестели.

— Тогда иди в цирюльню, — решил Аверин. — Сможешь сам такси вызвать?

— Конечно, — воскликнул Кузя и уже приготовился было бежать, но Аверин остановил его, подняв руку:

— Сначала отнеси в машину вещи, не мне же все эти пакеты таскать. И, вот еще. Когда придешь домой, позанимайся до моего прихода грамматикой.

— Грамматикой? — лицо дива удивленно вытянулось.

— Да, Кузя, грамматикой. И не говори мне, что не помнишь, что это, иначе тебе придется начинать всё заново.

— Нет, конечно же, я помню, — поспешил заверить Кузя, — я не разучился писать! Наверное…

— Вот именно, что «наверное». Повтори всё. Видишь ли, я подумываю отправить тебя учиться.

— Как это? Я же див! Меня никуда не возьмут.

— Посмотрим, — уклончиво ответил Аверин.

В Собрании в ранний час почти никого не было. Только сидели в гостиной за столиком у окна Свиридов и Ухтымский — еще весьма бодрые старички восьмидесяти с чем-то лет, завсегдатаи Собрания и известные собиратели новостей и сплетен. Отлично, именно они-то и нужны. Ухтымский служил когда-то в Управлении, поэтому слухи собирал профессионально. И оба колдуна наверняка неплохо знали барона Френкеля.

— Доброго здравия, Евгений Васильевич, доброго здравия Петр Георгиевич, — с поклоном поприветствовал Аверин пожилых коллег.

— Гермес Аркадьевич! — Ухтымский аж привстал. — Как я рад вас видеть! А мы-то, признаться, и не чаяли уже!

— Да-да, — подтвердил Свиридов, обнажая в улыбке ряд желтоватых зубов, — чего мы только о вас не наслушались!

— Неужели? — деланно удивился Аверин. — И что же про меня говорили?

— Говорили, при смерти вы, или в параличе. Что Императорский див спину вам поломал, — поведал Свиридов.

— И что в монастырь Заладожский ушли, — добавил Ухтымский с хитрым прищуром.

— Так он же женский! — нарочито возмутился Аверин, и все трое рассмеялись.

— А я о чем, я о чем… — покачал головой Ухтымкий. — А всё же хорошо, что вы живы и здоровы.

— Я и правда долго болел, — не стал вдаваться в подробности Аверин, — но теперь мне намного лучше.

Свиридов смерил его оценивающим взглядом.

— А что же, неплохо выглядите. Давайте-ка выпьем за ваше здоровье. Степан! — окликнул он парня, скучающего за стойкой. — А принеси нам еще коньяка.

— Мне кофе, я за рулем, — поправил Аверин и добавил: — Ну, рассказывайте новости. А то я на несколько месяцев выпал из культурной жизни.

— Да вы же ею и раньше не шибко интересовались, — снова показал зубы Свиридов.

— И то правда… — вздохнул Аверин, мысленно ликуя — разговор быстро перетек в нужное русло, — всё в делах, не до новостей… представляете, я о том, что барон Френкель умер, узнал только вчера. Ужасно удивился, совсем же молодой был, ну как так?

— Да полноте, помилуй Бог… — Ухтымский всплеснул руками и посмотрел на колдуна укоризненно, — Сергей Борисович уж лет десять как не с нами. Да и было ему уже за шестьдесят.

— Тоже не такой, знаете ли, возраст для колдуна, даже для боевого, а господин барон ведь не был боевым колдуном, верно?

— Для боевого очень даже, — слегка поморщился Ухтымский, видимо, Аверин наступил ему на больную мозоль — старый колдун давно ушел в отставку, злые языки утверждали, что из-за обострившегося геморроя. Но Аверин продолжил гнуть свою линию:

— Ну не знаю, — с сомнением протянул он, — я не так давно сражался с графом Метельским — он еще ого-го.

— Так это же Метельский, талантище, вот вы сравнили! А Сергей Борисович едва до средней категории дотянул, — Свиридов, насколько мог, расправил плечи — своей высшей категорией он очень гордился.

А Аверин подумал, что старым колдунам ничего не осталось, кроме посиделок в пустой гостиной Собрания, в надежде что кто-то порадует свежими новостями или послушает их истории и сплетни. Он вздохнул. Ну, ничего, сейчас он настроен слушать их очень внимательно.

— У него же, вроде, дочь была… а сыновей не было? — уточнил Аверин.

— Да, не повезло, вот не повезло ему с этой дочкой, — покачал головой Ухтымский и отвлекся на принесенный Степаном коньяк. Аверин тоже забрал свой кофе, поблагодарив слугу кивком головы.