Но важнее другое. В одном лишь Киву-парке четыреста лесников и рабочих уже в течение трех месяцев не получают жалованья. В* этом* сейчас основная опасность, потому что нужда может заставить этих несчастных людей начать стрелять животных в собственном Национальном парке.
«Не могли бы Вы каким-нибудь образом здесь, в Германии, достать денег, чтобы заплатить им хотя бы за пару месяцев? Наши кассы пустуют».
Об этом я уже знал и поэтому сказал, что, если мне удастся раздобыть денег, я не стану посылать их в министерство в Стэнливиле, а непосредственно сам расплачусь в Рвинди с лесниками. У моих гостей были с собой правительственные бланки, и мы заключили торжественное соглашение, своего рода государственный договор между директором зоопарка и африканским правительством. В случае моего приезда мне обещали предоставить машину и вооруженную охрану.
Я разослал телеграммы по всему свету, с кем мог, соединялся по телефону. В конце концов африканцы ведь доказали, что они полны решимости и желания сохранить свои национальные парки. Африканские животные должны еще достаться нашим детям и внукам, они принадлежат всему человечеству. Это касается не одних конголезцев, а всех и каждого! Поэтому в тот момент, когда в Конго наступили временные трудности, народы других стран тоже должны позаботиться о диких животных Африки. Но отклика на мой призыв не последовало.
С большим трудом нашему Зоологическому обществу удалось наконец собрать средства на оплату жалованья персоналу Национального парка Киву за несколько месяцев. Мы быстро обменяли марки на конголезские франки, а доктор Верхарен приехал за ними во Франкфурт и собственноручно доставил в Киву-парк. Потом в течение нескольких недель я ничего о нем не слышал. Но вот в один прекрасный день пришла открытка от незнакомого мне европейца из Киву. Он спрашивал, известно ли мне, что Верхарен и Мбуранумве (африканский директор Киву-парка) взяты в плен и избиты солдатами близлежащей воинской части за то, что они якобы «продали Национальный парк европейцам».
Я немедленно послал длинную французскую телеграмму господину Марселю Бизукиро в Леопольдвиль. Мне ответили, что деньги персоналу парка выплачены. Доктора же Верхарена и Анисэ Мбуранумве я тем временем уже снова успел встретить в Африке.
Что будет дальше с Киву-парком, а также с другими национальными парками в Конго, никто не может знать, потому что никак нельзя предсказать развитие происходящих там политических событий. Во всяком случае африканцы показали, что у них есть желание и способности охранять диких животных своей родины в заповедниках.
О БЕГЕМОТАХ И ЗМЕЕШЕЙКАХ
«Когда нильский бегемот испытывает какой-либо недуг, он идет туда, где растут остатки скошенного камыша, и трется о них до тех пор, пока не перережет себе вену и не выпустит лишнюю кровь. После такого кровопускания он обмазывает кожу илом, и рана заживает. Внешне он напоминает лошадь, копыта у него раздвоенные, хвост крючком, клыки как у кабана, а на шее у него грива. Кожа его уязвима только в воде, во время купания. Питается он злаками, а в поля ходит задом наперед, чтобы создать впечатление, что он будто бы только что оттуда вышел».
В этом описании бегемотов, сделанном великим художником и скульптором, содержится сразу пять грубых ошибок. Бегемоты никогда сами себе не делают кровопускания, они не относятся к парнокопытным, и гривы на шее у них тоже нет. Кожа их в воде не размягчается, потому что она покрыта слоем маслянистой слизи. Бегемоты действительно ходят пастись на поля, но они не так хитры, чтобы уходить задом наперед. Да, строго говоря, и само их название, которое бытует и по сей день, — шестая ошибка. Бегемоты[15]
лошадям не больше сродни, чем, скажем, волки. Скорее, они относятся к, очень дальней родне свиней.