Архипелаг Северная Земля. Самая крупная из земель, открытых в XX веке. Скольких исследователей влекла к себе эта «тэрра инкогнита», простирающаяся к северу от Таймырского полуострова! Не дошел до североземельских берегов норвежец Амундсен во время своей зимовки у мыса Челюскин. Отказался от задуманного туда путешествия на корабле американец Р. Бартлетт. В 1928 году не долетел на дирижабле итальянец У. Нобиле. А спустя три года густая облачность скрыла Северную Землю от глаз советских и германских ученых, летавших в Арктике на дирижабле «Граф Цеппелин».
Но уже с осени 1930-го на островке Домашнем, неподалеку от западных берегов архипелага, жили и трудились наши полярники Г. А. Ушаков, Н. Н. Урванцев, С. П. Журавлев и В. В. Ходов.
В августе 1932-го им привез смену ледокольный пароход «Русанов». С этим кораблем и встретилась на мысе Челюскин летающая лодка Алексеева. Вместе с пилотом Матвеем Ильичом Козловым он достиг по воздуху самой северной точки Евразии.
Естественно, было желание летчиков продолжить маршрут еще дальше к норду, тем более, что в этом возникла настоятельная необходимость. Новая смена зимовщиков на Домашнем не отвечала на позывные в эфире, а Николай Николаевич Урванцев — автор первой карты Северной Земли, возвращавшийся теперь на «Русанове», с охотой согласился быть воздушным лоцманом.
— Что ж, друзья, глянем, верно ли я свои картинки рисовал, пока на собаках по островам путешествовал, — говорил он Алексееву и Козлову, располагаясь в кормовом отсеке летающей лодки.
И вот «странник нехоженых земель», геолог Урванцев начал впервые в своей жизни разглядывать очертания проплывавших внизу проливов, бухт, мысов. Каких трудов стоило ему вместе с Ушаковым (вдвоем!) обойти их за два года североземельской зимовки. И как приятно сознавать, что теперь крылатые корабли утверждают в Арктике новые понятия о расстояниях и скоростях.
Став спутником Алексеева и Козлова, Урванцев впервые отчетливо рассмотрел ледяные купола на острове Большевик, впервые узнал, что у юго-западной оконечности острова Октябрьской Революции — мыса Свердлова — лежит крохотный низенький островок, отделенный проливом. Ведь раньше-то, при наземной съемке, когда замерзший пролив под снегом почти сливался с плоским берегом, остров был нанесен на карту как полуостров!
Быстро промелькнули часы воздушного пути. Под крылом гидроплана, впервые залетевшего в эти края, — крохотный островок Домашний, маленький домик за галечным валом, намытым прибоем. Зимовщики, сменившие группу Ушакова — Урванцева, без памяти рады крылатым гостям: радисту, островитянину-новичку, нужна помощь бывалого механика.
И тогда снова, в который раз за время скитаний по Арктике, показал себя этаким «умельцем Левшой» спутник Алексеева Григорий Трофимович Побежимов. Он быстро устранил неисправность в движке, питающем рацию. Летающей лодке можно и обратно стартовать. Но, как на грех, не заводится мотор, нужно сменить пружину рычажка в магнето. Теперь уж авиаторам нужна помощь зимовщиков. С их согласия Побежимов «разоружает» часы-будильник, забирает оттуда нужную для магнето пружину.
Благополучно при отличной погоде проходит обратный путь — к мысу Челюскин. Но, опустившись в береговой лагуне, неподалеку от строящейся полярной станции, гидроплан после короткого пробега вылезает на мель.
Немалых усилий стоило стащить машину с места — крепко помогли тут авиаторам моряки ледокольного парохода «Русанов».
— Как хотите, друзья, а негостеприимен самый северный пункт Евразии для нас, крылатых путников, — фраза, произнесенная Алексеевым спустя год, 2 сентября 1933 года, особенно запомнилась автору этих строк. Именно тогда я познакомился с Анатолием Дмитриевичем в тесной избушке зимовщиков мыса Челюскин. Да, теперь снова, как и год назад, летчики, совершив разведку для морских кораблей, сами оказались в незавидном положении. Выжатая дрейфующим льдом из воды лодка лежала как подбитая птица на галечном отмелом берегу.
К той поре голубоглазого веселого крепыша Матвея Ильича Козлова сменил в алексеевском экипаже Василий Сергеевич Молоков, неутомимый за штурвалом, молчаливый мастеровой летного цеха. Но по-прежнему были на своих местах старший механик Г. Т. Побежимов и штурман-радист Н. М. Жуков.
Всех тех, как добрых испытанных друзей, по очереди обнимал Борис Васильевич Лавров — начальник Первой Ленской экспедиции. Строитель Игарки, организатор регулярного судоходства в Карском море, он теперь торил дорогу во льдах к берегам Якутии. Семь судов одновременно — больше, чем было проведено этим путем за всю предыдущую историю мореплавания, — достигли мыса Челюскин в сентябре 1933 года. Тяжелые льды были преодолены с помощью смелой воздушной разведки, совершенной Алексеевым и Молоковым.
— Да, — соглашался Лавров, слушая сетования летчиков на полную непригодность мыса Челюскин в качестве гидроаэропорта, — теперь, Анатолий Дмитриевич, вся надежда на моряков-сибиряковцев. Поможет вам капитан Хлебников выбраться из беды, обязательно поможет.