Они создавали карты с грифом «Секретно»

Несколько лет назад на базе Минусинской экспедиции создано Федеральное государственное унитарное Верхнеенисейское аэрогеодезическое предприятие, директором которого работает С.С. Титов. В один из приездов в Минусинск мы уехали далеко в Саяны, на Ойский перевал. Мне хотелось побывать и сфотографировать останцы под названием «Каменный город», в которых я не был тридцать лет. Остановились недалеко от горного ручья. С нами был мой давний друг, бывалый геодезист, поэт Владимир Алексеевич Быченок, член Союза писателей России, с ним в молодости мы исходили много сибирских таежных троп. Сергей мне стал доказывать, что в этом ручье он поймает рыбу, я не верил, но он может очень уверенно, аргументированно убедить, и сказал, что вечером будет уха.

Я с братьями Фоменко, которые прокладывали нивелирную трассу I класса от Саян до Алтая, пошел на вершины Саянских хребтов в «Каменный город», шли долго, раньше мне казалось, что подъемы здесь некрутые и тропы хорошо натоптанные и скалистые уступы нескользкие. На самом деле идти было очень тяжело, солнце быстро скатилось и спряталось за ледниковые вершины гор, и стало пасмурно и зябко. Мы все-таки успели сделать несколько фотоснимков в краю каменных нагромождений и постарались засветло спуститься со скалистых утесов. К биваку мы пришли темно. Уха была готова. Титов доказывал, что рыбу поймал в этой речушке. Я знал, что он отменный рыбак, и попросил его написать что-нибудь про рыбалку. Сергей Сергеевич сдержал слово и прислал мне рассказ под названием «Мойгу».

На заре своей молодости работал я в таежной Эвенкии на рекогносцировке пунктов триангуляции. Транспорт в бригаде — 10 оленей, ходящих только под вьюком. Транспортный работник — каюрша, по имени Прасковья, эвенкийка по национальности.

Однажды после двухнедельной беспрерывной работы вышли мы на реку Илимпея — приток Нижней Тунгуски. Решили отдохнуть парк дней. Бригада стала разбивать лагерь, а я пошел на речку. Подошел к воде и увидел, что от берега при моем появлении отошло несколько довольно крупных рыбин. У меня с собой были кусок лески диаметром 1,0 мм и простая белая блесна. Я тут же размотал леску, привязал блесну и с руки забросил эту «снасть» в реку. При первой же проводке что-то схватило блесну. Вытаскиваю — крупная рыбина, примерно на 3 кг, бордовой, пятнистой (очень красивой) раскраски. Надо заметить, что я родом из-под Новосибирска, и у нас такой рыбы в Оби не водилось. Я усыпил пойманную рыбину, положил рядом в траву и забрасываю свою снасть вторично. Снова поклевка. И снова тащу крупную рыбину. Сердце рвется из груди — рыбацкий азарт, гордость за себя, мгновенная удача так и распирала меня. Вытаскиваю точно такую же рыбину. Снимаю ее с блесны и поворачиваюсь, чтобы положить в траву. И тут мое рыбацкое сердце на миг остановилось, в глазах померкло: первая рыбина как- то полиняла, поблекла. В траве лежала светло-зеленая с неприятными серыми пятнами очень некрасивая рыбина. Первая мысль мелькнула — рыба несъедобная, возможно, даже ядовитая. Я забираю обе рыбины и иду в лагерь. Показываю их Прасковье и спрашиваю: «Что это за рыба?», — она отвечает коротко: «Мойгу» (надо заметить, что эвенки — малоразговорчивая нация). Я уточняю: «А съедобная она?», — в ответ положительный кивок головы. На вопрос, что из нее готовят, получаю ответ — ичиги. Тогда я решаю проверить и отдаю ей обе рыбины и говорю, что я ее угощаю. А сам исподволь наблюдаю. Она одну рыбину засолила, а другую зажарила. В общем, на ужин она ела рыбу (мы питались раздельно), а бригада довольствовалась традиционными макаронами и тушенкой.

Наутро мы встали пораньше и все с нетерпеньем ждали, когда проснется Прасковья. Она встала как обычно, вскипятила чай и позавтракала соленой рыбиной с сухарями, запивая чаем. Мы переглянулись — жива. Я стремглав кинулся на речку, а рабочие стали разводить костер. В общем, на завтрак у нас было в изобилии жареной рыбы под названием «мойгу», а в ведре засолено было пять крупных «мойгу» на ужин.

За два дня отдыха мы вдоволь наелись этой рыбы в разных видах (уха, жареная, соленая, копченая) и сделали приличный запас на будущее. Заодно и узнали от Прасковьи, что из кожи «мойгу» варят клей и изготавливают на клею ичиги (сапоги).

За два дня и до самой осени мы все пытались вспомнить что-нибудь о рыбе со странным названием «мойгу», но наш малый жизненный опыт ничего нам не подсказал. И в дальнейшем, невзирая на странное название, мы ее ловили, где только могли, и с удовольствием ели. Осенью, по выходе на базу партии повар угостил нас жареной рыбой. Я только посмотрел в сковороду и сразу говорю: «О, мойгу!». Повар обиделся и говорит: «Какая эта «мойгу?», это обыкновенный ленок, ешьте, что дают, не нравится, заберу». Мы его кое- как успокоили, сказав, что ленок очень вкусная рыба, и мы съедим ее с удовольствием, тем более что про ленков мы слышали, хоть и ни разу не видели.

Вот так эвенкийское название ленка — «мойгу» мне запомнилось на всю жизнь.

Александровский Шлюз