Они стояли насмерть

— Есть из-за кого драться! — бросил Чигарев и ушел. Норкин было рванулся вслед за Чигаревым, но Ольга вцепилась пальцами в его рукав и потащила в комнату. Все здесь знакомо Михаилу. И стол, прижавшийся к окну, и кровать под серым солдатским одеялом, и тумбочка около нее. Даже бумажные цветы в консервной банке по-особому дороги ему: они сделаны руками Оли. На стене висела фотографическая карточка Олиного выпуска. Михаил знал уже почти всех, а Виктора даже заочно зачислил в друзья. И вдруг Оля упала на кровать. Плечи ее начали вздрагивать. Михаил ждал чего угодно, но только не слез. Слез он всегда боялся, становился беспомощным, если при нем плакали. Теперь Михаил тоже топтался в нерешительности, не зная, уйти ему или остаться. Но уйти он не мог и осторожно присел на кровать рядом с Олей.

— Оля… Брось, Оля, плакать… Честное слово, ты какая-то странная… Стоит плакать из-за такого… Может, мне уйти?

Ольга всхлипнула громче и взяла Михаила за руку. Несколько минут только и были слышны ее всхлипывания. Михаил молчал. Он высказал все. Не помогло. И в конце концов он не выдержал, нагнулся, обнял Олю и потянул ее к себе. Оля послушно села.

— Неужели я дала ему повод? — спросила она сквозь слезы. — Все вы, мужчины, такие…

— Как тебе не стыдно, Оля!.. Я готов не знаю что сделать, чтобы ты не плакала…

Ковалевская заплакала сильнее.

— Неужели ты и меня считаешь таким?

Оля молча прижалась к Михаилу. Ее мокрая от слез щека оказалась так близко, что он только чуть-чуть шевельнулся и осторожно коснулся ее губами.

Долго они сидели прижавшись друг к другу. Все было понятно без слов. И лишь когда солнечный луч скользнул по ледяному кружеву окна, Оля подняла к Михаилу свое лицо. Михаил потянулся к ее губам, но она закинула свои руки ему за шею, прижалась щекой к его кителю и прошептала:

— Не сейчас…

Михаил не спросил, когда. Он соглашался ждать.

2

— Никишин! Получай посылку! — крикнул еще с порога рассыльный, вваливаясь в землянку.

Александр взглянул на него и снова склонился над книгой. Он не ждал посылки. Кто ее мог прислать?

— Слышишь, Саша? — спросил Коробов.

— А мне что? Раздели на взвод, — ответил Никишин. Тоже правильно. Много безымянных посылок приходило в те дни на фронт, и командование бригады само распределяло их даже между отдельными матросами. Нет у иного матроса родных, или оказались они на территории, временно захваченной врагом, ну и дадут ему посылку. А в каждой из них письмо, душевное письмо от простых советских людей. Прочтет его матрос и еще сильнее почувствует, что не одинок он, что много у него друзей. Такие посылки делились обычно между всеми. Только письмо оставлял матрос себе. А Никишину даже и оно не было нужно. Ведь посылающему безразлично, ответит ему Никишин или Коробов? После смерти Любченко словно вылетел Александр из колеи и никак не мог вновь попасть в нее.

— Вскрывай, Саша! Не томи! Может, там фотокарточка, — попросил кто-то.

Никишин пожал плечами. Не верил он фотокарточкам. Лицо, может быть, и красивое, а душа — разве в нее проникнешь? Кроме того, снимок не всегда отвечает действительности.

— Возьми себе, — ответил Никишин. — Я в фотокарточки не влюбляюсь.

— Саша! А ведь посылка-то точно тебе! — воскликнул Коробов, рассматривая адрес.

— Не врешь?

— Слово даю! Только обратного адреса нет. Никишин подошел к столу. Точно, ему посылка. На сером полотне химическим карандашом написан его адрес, а обратного нет: отправитель не хотел получать посылку обратно.

— От кого, Саша, думаешь?

— Сам не знаю.

Распороли чехол и вскрыли ящик. Маленький серый конвертик лежал сверху. Никишин взял его и распечатал.