Они стояли насмерть

В это: время и вошла Ковалевская.

— Успели стряхнуть или нет? — спросила она, ставя на тумбочку завтрак.

— Нет еще, — буркнул Михаил и покраснел.

— И правильно сделали. Я вам не враг, так зачем меня обманывать?.. А теперь кушайте. Матросы давно завтрак принесли, да мне жалко было вас будить. Сон — лучшее лекарство, а у вас с этими заданиями все кости наружу выступают.

— А кто вам сказал про задания?

— Вся бригада говорит об этом.

И снова как ушат холодней воды вылили на Норкина. Ковалевская все время говорила с ним каким-то особенным, душевным тоном, в душе у него шевельнулась пока еще не вполне ясная надежда, и вдруг: «Вся бригада говорит об этом». Норкин, как и любой другой человек, мечтал о хорошей, заслуженной славе. Ему было лестно, что о нем говорят в бригаде, но неужели только этим объясняется забота Ковалевской, ее по-особенному мягкий голос? Неужели только это зажгло в ее глазах ласковый, ободряющий огонек?

Норкин нехотя поковырял вилкой свиную тушонку и отодвинул в сторону. Только горячее молоко выпил он с удовольствием и теперь снова лежал, прислушиваясь к голосам в кухне. К Ольге пришел кто-то из командиров. Норкин старался и не мог найти в ее голосе тех ноток, которые еще до сих пор звенели в его ушах. Это радовало, хотелось еще раз проверить себя, но в комнату вместо Ковалевской вошел Коробов. Он неловко пролез в дверь и остановился около порога, не находя места своим покрасневшим от мороза рукам.

— Здравствуйте, товарищ лейтенант, — сказал Коробов, поднял и сразу же опустил руку. Так и не понял Норкин, хотел ли Коробов козырнуть или попросту, по-товарищески протянуть ее.

— Здравствуй, Коробов. Проходи и садись сюда, — ответил Норкин и пододвинул одну из табуреток к кровати.

Коробов взглянул на свои валенки, потер их друг о друга и подошел к табуретке. Некрашенные половицы жалобно скрипнули.

Разговор не клеился. Коробов не знал, с чего начать. Взвод поручил ему передать привет лейтенанту, пожелать скорейшего выздоровления, но Коробов считал, что начинать прямо с этого неудобно, и в раздумьемял свою шапку, гладил желтым от махорки пальцем вдавленную в мех красную звездочку. А Норки» тоже не мог говорить. Его взволновала забота матросов и то, что пришел к нему именно Коробов, тот самый, которому больше всех и попадало.

— Как здоровье? — наконец спросил Коробов.

— Ничего.

— А температура как?

— Тридцать восемь и шесть, — соврал Норкин.

— Горло очень болит?

— Так себе.

— Надо компресс сделать и стрептоцид пить, — посоветовал Коробов. — Ребята говорили, что здорово помогает… Или еще молоко с медом.

— Спасибо… Уже пью…

— С вами тут хорошо обращаются? Чуть что — вы только скажите, мы им покажем, где раки зимуют. До комиссара бригады дойдем, а наведем порядочек.

Вот это действительно говорил Коробов. Он наверняка затем и пришел, чтобы порядок навести. Норкин улыбнулся, а Коробов, считая, что начало положено, приступил прямо к делу.

— Меня ребята к вам делегатом прислали. Мы пришли к вам вчера после похорон…

— Каких?.. Где похоронили?

— Тут на площади… И памятник пока деревянный поставили… Вся бригада была, а комиссар сказал, что после войны настоящий памятник будет.

Норкин отчетливо представил снежную площадь, черные прямоугольники матросских батальонов на ней и маленький холмик дымящейся земли. Перед глазами вновь промелькнули месяцы службы с Любченко. Много смертей уже видел Михаил, но ни одна из них еще не волновала его так… Разве Лебедева и Кулакова… Словно частичку его похоронили на площади. И что обиднее всего — Михаил не был там. Почему? Болен? Ерунда! Дошел бы!.. Может, дополз бы, но простился!

— Почему мне не сказали? Где так в самовольные отлучки бегаете, а здесь никто не мог забежать и сказать командиру, что хоронят его боевого друга? Эх, вы…

— Мы заходили вместе с комбригом, да доктор не велела вас будить.

— При чем здесь доктор? У вас-то головы на плечах? Черт знает, что творится! Какая-то баба матросам командует!

Сейчас Норкин искренне ненавидел Ковалевскую и матросов, которые послушались ее. Коробов понял, что визит складывается не совсем удачно, и поторопился его закончить.

— Так вот, ребята вам привет передают и желают скорого выздоровления, — сказал он, надевая шапку. — Ежели что надо — вы только намекните. Мы хоть из-под земли достанем!.. У нас все благополучно… Только ребята здорово скучают…

— А Никишин… Что он не пришел? Коробов медлил с ответом.

— Не хочет?

— Какой там не хочет! — и Коробов решил высказать всё. — Вчера опять с Семиным напился, а сейчас говорит, что стыдно ему к вам идти. «Если, — говорит, — позовет, то бегом прибегу, а так — не могу…»

— Ему тяжелее, чем мне, — вслух подумал Норкин. — Как бы не натворил чего.

— Мы с него глаз не сводим. Всегда поможем. Вошла Ковалевская — она как бы мимоходом коснулась ладонью лба Михаила и сказала Коробову:

— Достаточно. Больному нужно отдохнуть. Коробов послушно пошел к двери, но лейтенант протянул ему горячую руку и торопливо сказал:

— Приходите сегодня вместе с Никишиным… Хорошо? Если не будут отпускать, скажите, что я очень просил. Придете?