Они узнали друг друга

— Ты хочешь сказать, что я слишком больно прищемил тебе хвост, — намеренно подбирая обидные слова, продолжал издеваться Ардалион Петрович. — Ничего с тобой не случится, ты головастый парень, напишешь другую работу. Что для тебя несколько лет?

— И ты год за годом видел, как я мучительно работаю, — с горечью промолвил Лозовский, — знал, что труд мой напрасен, и молчал.

В выражении лица Семена Семеновича, недобром взгляде и угрожающем наклоне головы было нечто такое, что Ардалион Петрович затаил дыхание и на всякий случай отодвинулся. Прошла минута, другая. Лозовский отвернулся, перевел глаза на истории болезней, и поколебленное мужество вновь вернулось к Пузыреву.

— Легко сказать, видел и молчал, — с той же издевательской интонацией продолжал он, — я не знал в эти годы покоя… Только и думал, как бы мой дружок не спохватился… Возьмет да исправит просчет, опять мне не расквитаться с ним.

Спокойствие оставило Лозовского, он вскочил и со сжатыми кулаками бросился к Пузыреву, но в этот момент за дверью послышались шаги и в ординаторскую шумно вошли врачи.

— Ты лицемер и подлец, — вполголоса проговорил Семен Семенович, — никогда не поверил бы, что ты на это способен.

Ардалион Петрович не унимался, он не без расчета как бы толкал Лозовского на крайность. Грубые слова сменились обидными намеками и угрозами.

— А ты решением кроссвордов думал отделаться от меня, — со злой гримасой произнес Пузырев. — Пока не поздно, советую убраться из Москвы, уехать, и возможно подальше. Охота тебе быть посмешищем, ведь, ей-богу, засмеют… Не всякий поверит, что в диссертацию закралась ошибка, пойдет слух, что просчет не случайный, диссертант намеренно штуку отмочил, авось проскочит… Впрочем, давай поговорим по-другому…

Гнев ли Пузырева остыл, жалость ли к человеку одержала верх над дурным чувством, — он отодвинул бумаги, застегнул доверху накрахмаленный до шелеста халат и примирительным тоном сказал:

— Нам незачем с тобой воевать, от этой вражды никому из нас легче не станет… — Он прошелся по комнате, и по мере того как напряжение на его лице смягчалось, короткие руки его начали проделывать своеобразные движения. Притаившиеся вначале за спиной, они выскользнули, сцепились, повисли на животе и не без усилий скрестились на впалой груди. — Время покажет, — избегая глядеть на собеседника, продолжал Ардалион Петрович, — мы, возможно, еще будем друзьями. Дадим себе слово не поносить на людях друг друга, пусть думают, что на «Шипке все спокойно»… Главное, не плакать, в слезах толка нет, они ведь, как известно, на 98 процентов состоят из воды…

— Не только, — бросил ему Лозовский в ответ, — они насмерть убивают всякую заразу.

Ничем человек так не обнажает свою истинную природу, как словом. Доверенный наших мыслей и чувств подобен секунданту, обязанному быть посредником между сторонами, но верность хранить лишь одной из них. Двойственности чуждо беспристрастие, крайность так же верно порождает ложь, как поиски середины — лицемерие. Ардалион Петрович не избег ни того, ни другого, и Лозовский с омерзением добавил:

— Ты как пепсин: обволакивать мастер, чтобы вернее переварить…

Лозовскому не простили неудачную защиту. Заведующий кафедрой и директор института изменили свое отношение к нему. Он злоупотребил их доверием, ввел в заблуждение ученый совет, посрамил институт, по его вине не выполнен план научной работы… Те, кто завидовал успехам Лозовского, открыто ополчились против него. Все более настойчивыми становились слухи, будто «ошибка» диссертанта вовсе не ошибка, а тонкий маневр, рассчитанный на простодушную доверчивость…

Уязвленный несправедливой обидой, нападками друзей и врагов, Лозовский решил, что и Евгения Михайловна ничем, вероятно, не лучше других, и заранее платил ей пренебрежением. Теперь ему было не до нее, и он готов был поверить, что никогда серьезно ее не любил.

Как-то поздним вечером, во время дежурства в клинической лаборатории, Евгения Михайловна вдруг сказала ему:

— Вам не следует здесь оставаться… Вы должны уйти из института.

Она произнесла это со свойственной ей твердостью, но не без сочувствия. Нечто подобное он слышал уже от Ардалиона Петровича. Что это, совпадение или они действуют сообща? Лозовский обернулся, чтобы взглянуть на нее, но девушка низко склонилась над препаратом, и лица ее он не разглядел.

— Куда же вы прикажете мне деть себя? — со скорбной усмешкой спросил он. — Вы и над этим подумали?

— Уехать, — просто ответила она. — В Сибири много научных институтов. Через несколько лет здесь пожалеют, что отпустили вас.

Подозрение, что и она не прочь выдворить его из института, сделало его жестоким, и он не без иронии спросил:

— Вам хочется, чтобы я отсюда убрался?

Она отложила препарат, с недоумением взглянула на своего собеседника и после некоторой паузы сказала:

— Я ухожу отсюда. Мне так же неприятно здесь оставаться, как и вам.

— Почему? — все еще не расставаясь со своими подозрениями, спросил он.